Эдди Шах - Манчестер Блю

– Тебе, наверное, это нравилось.

– Нет. Нет. Просто так получилось.

– Но ведь он приходил еще.

– Да, он от меня балдел. А что? – насмешливо сказала она.

Маршалл ударил ее ладонью по лицу. Не сильно, но чувствительно. Держась за щеку, она вскочила. Глаза ее сверкали яростью.

– Ублюдок! Он поступал так же. Бил меня за то, что я не хотела больше с ним ложиться. И ты такой же, Джимми? Будешь меня бить, чтобы заставить спать с тобой?

– Извини, – произнес он, испытывая стыд за свою несдержанность.

– Точно такой же, – продолжала она. – Никакой разницы. Лишь бы добиться своего.

– Ну извини ради Бога. – Маршалл испытывал неловкость и унижение. Но она сама его довела. Он протянул к ней руки.

Она наслаждалась своей властью, наблюдая его смущение и раскаяние. Именно поэтому она позволяла двадцатилетним юнцам во время свиданий тискать и щупать себя. Ее возраст и опыт давали ей власть над ними: ей нравилось видеть беспомощное выражение на их лицах. Она потерла горящую щеку, чтобы та живым укором запылала еще сильнее. Пусть он помучается.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Больше, чем ты думаешь. – Наклонившись, она взяла в рот его мужское начало и стала нежно ласкать его языком и губами, чувствуя, как он растет и набирает силу.

Он смотрел на нее, гладил ее волосы, и в груди его разливалась теплая волна. Ее любовь принадлежала ему. Как хорошо, что она приехала.

Разбуженные демоны успокоились, но для этого сначала надо было растравить душу. На короткое время он снова почувствовал, что может доверять ей. Теперь, занимаясь любовью, он уже не представлял ее в объятиях других.

Сейчас он видел только ее одну.

Управление по борьбе с наркотиками

700, Арми-Нейви-Драйв

Арлингтон

Виргиния

Второй помощник администратора спустился в курилку по двум причинам. Во-первых, ему нужно было поговорить со своим заместителем Смитом подальше от посторонних ушей, а во-вторых, как всегда, когда наваливаются неприятности, он просто хотел покурить.

Устроившись подальше от остальных курильщиков, администратор зажег сигарету. Смит расхаживал перед ним взад-вперед, дул холодный пронизывающий ветер, и он пожалел о том, что не надел пальто.

– Я думал, Ронейну можно доверять, – начал администратор.

– А разве нет? Он всегда следовал правилам управления.

– Тогда почему он неожиданно попросил отпуск, а когда мы проверили место, куда он якобы поехал, его там не оказалось?

– Возможно, он просто передумал и уехал с семьей еще куда-то.

– Порядок есть порядок. Каждый обязан сообщать, где находится.

Не зная, что сказать, Смит пожал плечами.

– Ронейн всегда такой исполнительный. Может, он позвонит.

– А если нет? Мне кажется, это Маршалл. Что-то здесь кроется.

– Насколько мне известно, Маршалл у себя дома, в Сан-Антонио.

– Я хочу установить за ним наблюдение.

– Он сразу обнаружит слежку.

– Ну и что? Если они с Ронейном что-то затеяли, то по крайней мере будут знать, что мы настороже.

– Мы должны иметь веские причины для того, чтобы устанавливать наблюдение за своими людьми, – осторожно заметил заместитель. Он понимал, что Маршалл пользовался любовью коллег, и любой, кого бы ни назначили следить за ним, вправе ожидать объяснения причин.

– Несомненно. Но я должен знать, что происходит. Поручи это кому-нибудь, кто не настолько близок с Маршаллом. Или с Ронейном. Только не дай Бог, чтобы подумали, будто мы подозреваем их в измене. Даже я знаю, что Маршалл ненавидит пушеров сильнее, чем кто-либо еще из этой конторы. Он храбрый ипреданный. И вместе с тем упрямый, что делает его туповатым. Черт. ФБР будет в восторге, если что-то пронюхает.

Между двумя организациями постоянно шло острое соперничество. Вольности, которые позволяли себе сотрудники УБН при выполнении заданий, считались в ФБР дурным тоном, и ФБР постоянно искало повод, чтобы скомпрометировать своих соперников.

Администратор бросил сигарету и направился к подъезду. Смит последовал за ним. Маршаллу это совершенно не понравилось бы. А при том, что он был волком-одиночкой, дело могло принять совершенно непредсказуемый оборот.

1426, Милитари-Трейл

Сан-Антонио

Техас

Два дня и две ночи они провели дома. Это были дни близости, любви, вспышек ревности и разделенных пополам бутербродов, долгие ночи, перемежающиеся глубоким сном и отчаянными любовными схватками.

Этой безудержностью они пытались восполнить годы, проведенные в разлуке. Маршалл несколько успокоился, ему удалось заставить себя поверить в ее любовь и в то, что его обида была надуманной.