Через порог переступил еще один человек, крепыш лет пятидесяти. Могучие мускулы распирали форменную рубаху.
– Я старшина Альвис, – представился он. – Управляющий блоком одиночных камер.
Мартини думал, что с ним сейчас проведут краткую беседу и объяснят, хотя бы в грубой форме, что здесь к чему. Но вместо этого ему в руки сунули шерстяное коричневое одеяло, силиконовую миску и силиконовую ложку, видимо в расчете на то, что заключенный никому не сможет причинить вреда, в том числе и себе самому.
– Все эти предметы, как и матрас на койке, являются собственностью тюрьмы. Утеря или порча имущества вменяется арестованному в вину, – отбарабанил он на память и прибавил: – А теперь распишитесь здесь.
Он протянул Мартини карточку, и тот поставил свою подпись в конце короткого списка, спрашивая себя, какую ценность имеют предметы, если требуется такая формальность. И вдруг понял, что для бюрократии одержимость формальностями важнее, чем само тюремное заключение. В жизни за тюремными засовами все, вплоть до самых мелких подробностей, регламентируется формулярами и предписаниями. Все решения уже кем-то приняты. Во избежание любого сговора каждый шаг заключенного должен соответствовать установленному стандарту. Все обесчеловечено. Для жалости, сопереживания, да и вообще для любого живого чувства, не оставлено ни малейшей щелочки.
Здесь все наедине с собой и со своей виной.
Когда старшина Альвис и помощники надзирателя вышли из камеры, Мартини так и остался стоять с коричневым одеялом, миской и ложкой в руках. Тяжелая металлическая дверь захлопнулась, в замочной скважине повернулся ключ.
«Падаль», – повторил про себя учитель. В камере наступила полная тишина.
Прежде чем сделать заявление, он выждал двадцать четыре часа. Фогелю хотелось, чтобы поутих шум от вчерашнего ареста и сцена для выхода на вызовы досталась только ему.
Полицейскому удалось добиться обвинения в убийстве, хотя тело так и не было обнаружено.
Теперь спецагент наслаждался вниманием СМИ перед целым лесом микрофонов и телекамер, расставленных в школьном спортзале, который все еще служил оперативным штабом. Для появления перед журналистами он выбрал новый костюм: темный бархатный пиджак, серые брюки и строгий галстук. На манжетах белоснежной сорочки посверкивали запонки из белого золота в виде звездочек. Он не снял с запястья браслет Анны Лу из разноцветных бусинок и собирался выставить его напоказ в качестве трофея.
– В итоге точная и молчаливая работа полиции принесла те плоды, которых мы все ожидали. Как видите, упорство и терпение всегда вознаграждаются. Давление со стороны СМИ и общественного мнения на нас не повлияло. Мы трудились без шума, не включая прожекторов, стараясь максимально сфокусироваться на задаче, которую поставили перед собой с самого начала: добраться до истины в деле исчезновения Анны Лу Кастнер.
Просто парадоксально, как ему удается перевернуть все факты, не испытывая при этом ни малейшего смущения, думал агент Борги, стоя в сторонке. И если истина, о которой говорил Фогель, не давала ответа, что же все-таки случилось с рыжеволосой девочкой с веснушками, он блестяще сумел всех убедить в том, что говорил. Потому что в глубине души сам был в этом убежден.
– На этом наша работа в Авешоте завершена, и мы оставляем поле деятельности для правосудия в надежде, что прокурор Майер сумеет воспользоваться ценными и не подлежащими сомнению результатами расследования.
Майер, стоявшая с ним рядом, отвела глаза от нацеленных на нее объективов. Для Борги это было красноречивое движение. Она не была способна, как Фогель, врать самой себе.
– Как Кастнеры восприняли известие об аресте? – спросил один из хроникеров.
– Мне известно, что вчера они услышали эту новость по телевидению, – ответил спецагент. – Я бы предпочел не надоедать им: их боль в эти часы вполне понятна. Но я при первой же возможности постараюсь растолковать им, что произошло и что теперь будет.
– Вы перестанете искать Анну Лу?
Это спросила Стелла Хонер.
Фогель этого вопроса ожидал и не стал отвечать только ей, а обратился ко всем присутствующим.
– Конечно, не перестанем, – успокоил он аудиторию. – Нам не будет покоя, пока мы не найдем недостающего кусочка этого пазла. Судьба бедной девочки всегда была для нас приоритетом.
Борги отметил, что этим «бедная девочка» он официально признал конец всем надеждам ее найти. Тут налицо были некоторые диалектические ухищрения, которые позволяли выкрутиться в случае неудачи. Впрочем, вместе с гаснущим светом софитов начали быстро таять субсидии на расследование. Значит, никаких научных бригад, никаких кинологов и никаких водолазов больше не будет. И вертолеты перестанут сновать между горами, а волонтеры потихоньку разойдутся по домам. Но первыми Авешот покинут журналисты. Через пару дней весь этот цирк свернет свои шатры. А на его месте останется голая проплешина, засыпанная бумажным мусором. Съемочные группы разъедутся, и долина вместе с обитателями снова погрузится в неотвратимую летаргию. Возобновится прежняя жизнь, снова выплывут противоречия между теми, кто разбогател на внезапно найденном месторождении флюорита, и теми, кто, наоборот, обеднел. Гостиницы и рестораны, которые вновь пооткрывались, сразу растеряют клиентуру, хоррор-туризм изберет для воскресных семейных вылазок другие места, другие кровавые преступления. Может быть, придорожный ресторанчик и продержится еще с год, но потом хозяин смирится и поймет, что лучше закрыть заведение.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу