Донато Карризи - Девушка в тумане

Около девяти утра учитель Мартини встал под душ. Теплая вода смыла накопившуюся усталость. Немного погодя, стоя голышом напротив зеркала, он заглянул себе в лицо, чего старательно избегал в последние дни, и принялся бриться.

Потом открыл шкаф и выбрал из своего довольно скудного гардероба одежду, которая более всего подходила к его внутреннему состоянию: бежевую вельветовую куртку, темные бумазейные брюки и клетчатую, коричневую с синим, рубашку. Дополнил комплект бледно-коричневый, с сероватым отливом, галстук. Зашнуровав свои «кларки», он надел зимнюю куртку, перекинул через плечо ремень сумки и вышел из дому.

Увидев его на пороге дома, операторы и репортеры опешили. Все объективы тут же нацелились на него, но он, ни на кого не обращая внимания, прошел через лужайку на улицу, перешагнул через временное ограждение и спокойно двинулся по улицам Авешота.

Когда он переходил центральную улицу, прохожие останавливались и указывали на него пальцем. Из магазинов высыпали покупатели, чтобы не пропустить такую сцену. Однако никто ничего не говорил и не предпринимал. Учитель избегал встречаться глазами с людьми, но чувствовал на себе тяжесть их взглядов.

Когда он подошел к зданию школы, у него за спиной собралась небольшая толпа. Мартини заметил, что, кроме спортивного зала, переделанного в помещение для полицейской бригады, в школе ничего не изменилось.

Он поднялся по ступеням ко входу, и, конечно, шакалы, что толпились за ним, тоже ринулись туда. Оказавшись внутри, он услышал знакомый школьный звонок. По расписанию в десять начинался урок литературы. Он прямиком отправился в свой класс, а коллеги-учителя и ученики расступались перед ним.

В классе стояла суета, типичная для перемены. Скоро должен был появиться преподаватель, которого директор назначил подменять Мартини. Он запаздывал, и ученики болтали, пересмеивались и перешучивались.

Присцилла опять явилась в своей излюбленной одежде, снова ярко накрасилась, и в ушах у нее по-прежнему блестел пирсинг.

– Я поеду на кастинг в реалити-шоу, – возбужденно говорила она одной из подружек.

– А мать согласна? Она ничего тебе не скажет? – спросила та.

– Да если и скажет, мне плевать. Теперь у меня в жизни есть цель, и она должна это понимать, – заявила Присцилла, пожав плечами и сразу сняв все вопросы. – Возможно, мне надо будет поискать агента.

Ершистый Лукас с татуированным черепом обратился к кому-то на другом конце класса:

– А тебе, неудачник, они ничего не предложили?

Реплика потонула во всеобщем хохоте, но Маттиа сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал, как всегда, что-то черкать в блокноте.

Дверь открылась. Все не сразу обернулись. Но те немногие, что обернулись, сразу замолчали. Когда Мартини подошел к кафедре и положил на подставку сумку, в классе стояла мертвая тишина.

– Здравствуйте, ребята, – поздоровался он с улыбкой.

Никто не ответил, все растерялись, включая Маттиа, который казался просто испуганным. Несколько секунд учитель, стоя возле кафедры, разглядывал их всех одного за другим. Потом как ни в чем не бывало снова заговорил:

– На последнем уроке мы с вами говорили о технике повествования в романах. Я объяснял вам, что все авторы, даже самые крупные, начинают с того, что находят начальный импульс в произведениях своих предшественников. Помните? Первое правило: «копировать».

Ответа не последовало. «Ну и ладно», – сказал себе Мартини. Но класс никогда еще не слушал с таким вниманием.

Дверь в аудиторию снова открылась, и на этот раз ученики обернулись. Вошел Фогель и, оказавшись перед такой сценой, поднял руку, словно извиняясь и давая понять присутствующим, что все в порядке. Потом уселся на свободное место и посмотрел на учителя, приглашая его продолжить урок.

Мартини невозмутимо продолжил:

– Я говорил вам, что двигателем любого повествования является зло. Герои и жертвы – всего лишь инструменты, потому что читателей не интересует повседневная жизнь, у них она и так есть. Им хочется конфликта, ведь только так им удается оторваться от собственной заурядности. – Тут он намеренно взглянул на спецагента. – Запомните: заурядность более приемлемой всегда делает злодей и это он в конечном итоге мастерит повествование.

Фогель вдруг, ни с того ни с сего, принялся аплодировать. Он убежденно и энергично хлопал в ладоши, удовлетворенно кивая, и повернулся к классу, чтобы все его поддержали. Поначалу ученики растерянно переглядывались, не зная, как поступить. Потом кто-то робко стукнул в ладоши вслед за ним. Ситуация создалась абсурдная, парадоксальная. Спецагент встал с места и, не переставая аплодировать, направился к кафедре. Подойдя совсем близко к Мартини и оказавшись в нескольких сантиметрах от его лица, он вдруг резко умолк и сказал: