Донато Карризи - Девушка в тумане

Кропп, до сих пор спокойно слушавший весь обмен репликами, решился вмешаться:

– На самом деле мы нашли ДНК.

Оба резко обернулись к нему, спрашивая себя, чего же он раньше молчал.

– Кое-что есть, правда очень странное, – продолжал Кропп. – ДНК кошачья. Вернее, кошачья шерсть.

– Кошачья шерсть? – недоверчиво переспросил Фогель.

– Шерсть пятнистого кота, каштаново-рыжего окраса, шерстинки в большом количестве найдены на сиденье и на ковриках.

– Но у Мартини нет кота, – сказала Майер.

Зато Анна Лу очень любила кошек, хотел сказать Фогель, но не сказал, потому что у входа в гараж заметил Борги. Молодой полицейский разговаривал по мобильнику и искал его глазами. Он был чем-то озабочен.

– Извините, – бросил Фогель и пошел ему навстречу.

Борги кончил говорить.

– У нас проблемы, – тихо сказал он шефу.

Мать Анны Лу, босая, в ночной сорочке, сосредоточенно собирала записки и высохшие цветы с рядов игрушечных котят, которых много дней назад люди приносили к ее дому. Паломничество прекратилось, едва только распространилось известие, что есть подозреваемый. Сострадание сменилось болезненным любопытством, судьба пропавшей девочки больше никого не интересовала. Даже журналисты ушли с площадки. Когда Фогель и Борги прибыли на место на полицейской машине, печальную сцену безжалостно фотографировали всего несколько корреспондентов.

– Гони их прочь, – сразу приказал спецагент своему подчиненному.

Потом подошел к женщине:

– Синьора Кастнер, я агент Фогель, вы меня помните?

Она обернулась и растерянно на него поглядела. Шел мелкий дождик, ночная сорочка на ней намокла, и стало видно, что под ней голое тело. Фогель снял пальто и накинул ей на плечи:

– Здесь холодно. Почему бы нам не пойти в дом?

– Я должна закончить наводить порядок, – ответила она, словно это было самое важное на свете занятие.

Тогда Фогель показал ей браслет из бусинок, сплетенный Анной Лу, который Мария надела ему на руку в день Рождества, когда он впервые появился у них в доме.

– Помните, какое обещание вы тогда меня просили дать? Так вот, есть новости… Только поговорим о них в доме, хорошо?

Мария Кастнер с минуту подумала.

– Этот человек, учитель… Вы действительно думаете, что это он? То есть я хочу сказать, что он не тот человек, чтобы… По-моему, он невиновен… Потому что, если бы он держал у себя Анну Лу, вы бы уже давно нашли мою девочку, правда?

Фогель не нашелся что ответить. Было очевидно, что женщина отказывается отдавать себе отчет, что происходит в действительности.

– Мы за ним наблюдаем, – успокоил ее спецагент.

– Однако дни идут, и Анна Лу наверняка проголодалась. Если этот человек под наблюдением, то кто же носит ей еду?

Впервые за свою карьеру, да и, пожалуй, за всю жизнь, Фогель утратил дар речи. На его счастье, в этот момент появился Бруно Кастнер, которого предупредили, что творится возле его дома.

– Простите меня, я был на работе, – начал он оправдываться.

Потом взял жену под руку и повел ко входу в дом.

– Это все снотворные препараты, которые ей прописал психиатр.

– Синьор Кастнер, мне нужно, чтобы ваша жена, насколько это возможно, пребывала в здравом уме. Может быть, стоит пересмотреть дозировку.

Он подумал о том, что СМИ могут воспользоваться состоянием женщины и приписать ей всякие необоснованные утверждения.

– Я поговорю с доктором Флоресом, – уверил его Бруно Кастнер, уже повернувшись к нему спиной.

Фогель остался стоять, наблюдая, с какой нежностью тот ведет жену домой. Потом снова взглянул на жемчужный браслет у себя на запястье.

Стелла Хонер сидела на диване в гостиной скромной, но красиво обставленной квартиры. Диван был накрыт смятым покрывалом, то ли для того, чтобы скрыть потрепанную обивку, то ли, наоборот, чтобы ее сохранить. Журналистка, как всегда, выглядела безупречно: на ней был серый костюм, а шею охватывал красный шелковый платок, завязанный узлом. В руке она держала микрофон.

Телекамера увеличила границы кадра, и на экране появился еще один персонаж, обитавший в этой квартире и сидевший рядом.

На этот раз одежда Присциллы не отличалась обычной бунтарской крикливостью. Она выглядела гораздо скромнее: на ней были хорошо отглаженные джинсы без единой прорехи и белая блузка. Из ушей исчезли гвоздики, а глаза были не накрашены. Без грима она смотрелась совсем ребенком и нервно комкала в руках платок.

– Итак, Присцилла, ты можешь рассказать, как все было? – ласково спросила Хонер.