Михаил Зайцев - Последний вампир

«Какие, к черту, доказательства? — подумал Игнат, вздохнул глубоко, и у него запершило в горле, он закашлялся. — Руки, блин, в браслетах, сижу практически голый, только и могу, что язык показать в качестве доказательства...»

Сергач прокашлялся, тряхнул головой и собрался вступить в диалог с маньяком, однако тот поспешил остановить его жестом и словом:

— Игнат Кириллович! Еще раз предупреждаю — пустую болтовню я слушать не намерен. Напоминаю: мне вполне достаточно знать «у кого», а «где?» — вопрос вторичный, наитие поможет разыскать искомое. Думаете, я не ощущаю, как вы силой своей энергии постоянно угнетаете мое наитие? Вы находитесь на более высокой эволюционной ступени, вы СТАРШИЙ, и вам дано умение низводить сверхинтуицию, сверхнаитие, присущее нам, находящимся лишь у подножия Трона Драконов, до ничтожного уровня обычных человеков. Пока вы живой. Но только пока вы живы, Игнат Кириллович. Исключительно из личной симпатии дарю вам последний шанс, о скупой брат мой. И то, что вы СТАРШИЙ БРАТ, меня, младшего, не смущает, не надейтесь. Каин с Авелем в начале времен явили молодому миру образчик братских взаимоотношений, помните?

«Абзац, — улыбнулся Игнат разбитыми губами. — Вот я и приплыл к борту лодки перевозчика Харона. Назвался груздем — полезай в кузов, назывался мистиком — будь готов свалиться в Хароново корыто и не удивляйся неожиданной встрече с веселым лодочником. Ибо однажды ты обязательно окажешься крайним в пестрой толпе эзотериков или рядящихся под таковых, и тебя, крайнего, обязательно подтолкнут в объятия Харона. Не один, так другой. Не маг, практикующий порчу на смерть, так оборотень, наследник волхвов, не коварный любитель индийского фольклора, возомнивший себя самым хитрым, так сумасшедший чернокнижник с диагнозом „вампир“... Хвала Духам, маньяк — эгоист в галстуке-бабочке не додумался шантажировать меня садистской расправой с Инной. И на том гран мерси его шизанутому превосходительству...»

«Вампир», картинно подбоченясь, пробежался глазами по рукописной страничке, которую держал, оттопырив мизинец, и приступил к обещанной напоследок мелодекламации:

— Николай Петрович имел один недостаток: он ломал мебель и кричал дурным голосом... — Чтец выдержал секундную паузу. — Его супруга, врач-гомеопат, Аделия Маратовна, зачитывалась Ларошфуко, владела четырьмя языками и вышивала гладью, а Николай Петрович ломал мебель и кричал дурным голосом...

"Прыгнуть, что ли, грудью на пистолет и погибнуть, как буревестник, гордо, так сказать, рея, а? — думал Сергач, прикидывал шансы. — А, пожалуй. Кончит шизик декламацию, и прыгну, разинув пасть. На что еще можно рассчитывать, кроме как на расшатанные ментами зубы? На колени в ссадинах, на голову — «калган» в синяках и с шишками?.. Гол как сокол, камикадзе, и, наверное, смешон..."

— Его дочь, студентка консерватории, Стелла, сочиняла стихи, собирала гербарии и разводила канареек, а Николай Петрович ломал мебель и кричал дурным голосом...

«Стоп! Я гол, побит и смешон! Дежа вю! Такое со мной уже было однажды! Да! В прошлом году, в начале лета!..»

— Его отец, Петр Павлович, видный искусствовед, специалист по театру кабуки, коллекционировал оловянных солдатиков, а Николай Петрович ломал мебель и кричал дурным голосом...

"Черт! Голь на выдумки хитра, черт побери! Блин, я гений! Неужели опять выпутаюсь?.. Должен! Обязан! Назло и вопреки! Как всегда — назло и вопреки!.."

— Его дед, профессор-энтомолог, Павел Модестович, кормил голубей и пел тенором, а Николай Петрович ломал мебель и кричал дурным голосом...

"Спокойно, Сергач! Главное — собраться, главное — успокоиться, чтобы... чтобы навеки не упокоиться. Главное — добиться разрешения на телефонный звонок и разговаривать с полковником максимально двусмысленно, чтоб упыри истолковали мои слова по-своему, а отставной полковник КГБ по-своему..."

— Его бабка, милейшая старушка, помнила Льва Николаевича Толстого, а Николай Петрович ломал мебель и кричал дурным голосом...

«Я умный, я смогу! Я должен! Я умный, Полковник — профессионал своего дела, а маньяки сошли с ума на остановке „Вампиры“. Они БЕЗумны, а я с умом, у меня преимущество...»

— Бывало, усядется вся семья ужинать, Николай Петрович посмотрит на всех, поведет носом, да как жахнет кулаком по столу, как заорет дурным голосом: «Хоть бы одна сволочь в этом доме мусор вынесла!..»

И джентльмен-чтец застыл. Рука на отлете, чело восторженно одухотворенное, ну прям памятник Пушкину на площади Искусств в Санкт-Петербурге.