Дэвид Балдаччи - Абсолютная власть

Сет Фрэнк пожал плечами.

— Может быть. Сегодня есть, завтра они исчезают. Вы же сами знаете.

— Держите меня в курсе событий. — Бертон уже шел к двери, но неожиданно обернулся. — Кстати, услуга за услугу: если вам понадобится устранить какие-то бюрократические препятствия, получить доступ к базам данных и все такое прочее, дайте мне знать, и ваше требование будет немедленно выполнено. Вот мой телефон.

Фрэнк взял визитку.

— Спасибо за помощь, Билл.

Когда двумя часами позже Сет Фрэнк поднял трубку, телефон молчал. Ни гудков, ни постороннего шума. Вызвали специалистов телефонной компании.

Через час он вновь поднял трубку и услышал гудки. Система исправно работала. Телефонный распределительный щит был постоянно заперт, но даже если кто-то и заглянул бы внутрь, то среди хитросплетения проводов и различного оборудования неспециалист ничего бы не разобрал. Впрочем, полиция всерьез не предполагала, что кто-то может подключиться к ее телефонным линиям.

Информационный канал Билла Бертона теперь был открыт, и намного шире, чем мог подумать Сет Фрэнк.

— Алан, я думаю, это ошибка. Я думаю, мы должны оставаться в стороне, а не вмешиваться в расследование. — Рассел стояла возле стола президента в Овальном кабинете.

Ричмонд сидел за столом и работал над одним из недавних законов об охране здоровья; трясина, если не сказать хуже, на которую у него не было ни малейшего желания тратить свой политический капитал накануне выборов.

— Глория, действуй в соответствии с программой, ладно?

Ричмонд был перегружен работой; перед самыми выборами, по его мнению, дел станет еще больше. Его предполагаемый соперник, Генри Джейкобс, был коротышкой с не очень приятной внешностью и плохим оратором. В силу своих личных качеств он представлял настоящее бедствие для прессы. В век же бурных политических игр импозантная внешность и хорошо подвешенный язык абсолютно необходимы политику. Единственным козырем Джейкобса были тридцать лет неустанной работы на благо бедных и несчастных.

Он даже не был лучшим в очень слабой группе политиков, два лидера которой вышли из предвыборной кампании после разнообразных скандалов, на сексуальной почве и не только. Поэтому Ричмонд удивлялся, почему, по данным опросов, его поддерживают только тридцать два, а не пятьдесят процентов избирателей.

Наконец, он повернулся и взглянул на главу администрации.

— Имей в виду, я обещал Салливану, что возьму дело под свой контроль. Я заявил об этом перед всей чертовой нацией, что принесло мне дюжину процентов голосов. Такое не под силу даже твоей хорошо смазанной команде. И я должен отказаться от них, да еще бороться за то, чтобы восстановить свои шансы до прежнего уровня?!

— Алан, выборы у нас в кармане, мы оба это понимаем. Но мы не можем совершать ошибок. Нам надо соблюдать осторожность. Этот человек по-прежнему на свободе. А что будет, если его поймают?

Почувствовав раздражение, Ричмонд поднялся.

— Да забудь ты о нем! Если ты перестанешь о нем думать, то поймешь, что мое подключение к этому делу гарантирует то, что парню никто не поверит. Если бы я публично не заявил о своей заинтересованности, какой-нибудь пройдоха-журналист мог бы навострить уши, прослышав, что президент каким-то образом связан с убийством Кристины Салливан. Но теперь я оповестил нацию, что я разгневан и намерен привлечь негодяя к ответственности. И если поползут какие-то слухи, то люди решат, что парень увидел меня по телевидению и плетет против меня небылицы.

Рассел опустилась на стул. Проблема была в том, что Ричмонд располагал не всеми фактами. Предпринял бы он те же шаги, если бы знал о ноже для вскрытия конвертов? Если бы знал о записке и фотографии, которые получила Рассел? Она скрывала информацию от своего шефа, информацию, которая могла уничтожить их обоих, абсолютно и навсегда.

Идя по коридору в свой кабинет, Рассел не заметила, как из другого конца коридора за ней пристально наблюдает Билл Бертон. В этом взгляде не было не только восхищения, но даже доброжелательности.

Мерзкая, мерзкая тварь. С того места, где он стоял, он мог всадить ей в затылок тройку пуль. И его рука не дрогнула бы. Разговор с Колллином окончательно все прояснил. Если бы той ночью он вызвал полицию, возникли бы проблемы, но не для него с Коллином. Голова болела бы лишь у президента и его прихвостня в юбке. Она обвела их вокруг пальца. И теперь он мог лишиться того, ради чего работал, переживал, лез под пули.