Уильям Лэндей - Мишн-Флэтс

Это я к тому, что до сих пор воочию мне никогда не приходилось видеть настоящее наркоманское логово.

Гиттенс подошел к столу, машинально перебрал пакетики и рассеянно сунул один, с красной боксерской перчаткой, себе в карман. Было ясно – учинять обыск и кого-то арестовывать он не намерен. Сейчас не это для него главное.

В глубине помещения раздался не то стон, не то хмык.

Я вздрогнул и невольно шагнул назад. Напрягая зрение, я различил в дальнем конце на полу три-четыре человеческие фигуры. Они лежали плотно, почти сливаясь в одну массу. – Господи помилуй! – воскликнул я.

– Эй, ребятки, это мой прибор! – донеслось из дальнего угла.

Гиттенс молча показал мне на шприц на столе – дескать, это они называют «прибор».

– Братишка, твой прибор никто не трогает! – сказал он громко.

Келли, который брезгливо ежился рядом со мной, как кот на грязной мостовой, разглядывал «пиршественный стол» наркоманов.

Тем временем Гиттенс прошел к лежащим на полу людям.

– Все в порядке, – приговаривал он, надевая резиновые перчатки, – все путем.

Наклонившись, он потряс за плечо одну из фигур.

– Как себя чувствуешь, дружок?

Ноль реакции.

– Ну, очнись, дружок. Дай-ка я тебя разгляжу, кто ты такой. Покажи мне свое личико, спящая красавица! Братки, кто-нибудь из вас видел Рея Ратлеффа? А?

Он ворочал «братков» как бревна.

– Ага, – наконец сказал он, – я тебя знаю, ты Бобо. Вставай, Бобо, есть разговор!

Бобо только мычал и отпихивался.

– Вставай, Бобо, тихий час закончился!

Гиттенс взял парня под мышки и посадил, привалив спиной к чему-то большому и темному. Потом показал мне рукой на карман своей куртки. Я вытащил оттуда резиновые перчатки, надел их и помог Гиттенсу перетащить Бобо к столу, ближе к свету.

Бобо был тощий мужчина лет тридцати. Весил он не больше старушки – божьего одуванчика.

На Бобо были рабочие штаны и свитер, на голове кожаный рыбацкий картуз. Воняло от него так, что даже в этом малоароматном помещении его личный запах шибал в нос.

Мы усадили Бобо на один из стульев.

– Бобо, – сказал Гиттенс, – мы ищем Рея. Он нам позарез нужен.

Бобо что-то сердито ворчнул, и его голова опять упала на грудь. Я держал его за плечи, чтобы он не сполз со стула.

– Не прикидывайся! Ты же меня слышишь! Когда и где ты видел в последний раз Рея Ратлеффа?

Бобо наконец разлепил глаза.

– Ба! – сказал он. – Гиттенс!

– Бобо, когда и где ты видел в последний раз Рея Ратлеффа?

– Гиттенс, ты тут какими судьбами?

– Где Рей, мать твою!

– Не знаю я никакого Рея.

– Не капай мне на мозги. Говори, где Рей!

Бобо подумал, поводил головой.

– Ах, Р-е-е-ей! Так бы сразу и сказал! Где же он, Рей? Где этот сукин сын?

– Ну да, где?

– Нету Рея. Смылся сукин сын.

– Куда смылся?

– Он в этой самой, как ее... программе по защите этих самых... ну, которые свидетели.

– И что?

– Вот тебе и что. На ферме он теперь. Фермер, мать его.

– Бобо, ни в какую программу по защите свидетелей Рей не включен. Это туфта!

– Здрасьте! Я точно знаю – он в Коннектикуте. Фермер.

– Бобо, не вешай мне лапшу на уши. Рей даже слово «Коннектикут» может только в три приема произнести! А чтоб дотуда доехать!..

– Хватит попусту трепаться, – перебил Гиттенса Келли. – Разрешите мне с ним поговорить?

Гиттенс сделал широкий жест – дескать, чувствуйте себя как дома.

Бобо, стоило ему услышать голос Келли, нутром почувствовал перемену в ситуации. Он мигом стряхнул с себя сонливость, вскочил со стула и выставил перед собой кулаки.

– Сядь, козел! – приказал Келли.

Бобо не подчинился. И напрасно.

Келли сорвал деревянную полицейскую дубинку с пояса и с плеча огрел ею Бобо. Тот как подкошенный рухнул на пол.

– Ну вот, – спокойно произнес Келли, – теперь мы завоевали его внимание. Бен, подними-ка его обратно на стул. Детектив Гиттенс, можете продолжать допрос.

– Он мне яйца отбил! – орал Бобо, пока я втаскивал его на стул.

– Ну, Бобо, где же Рей? – медовым голосом спросил Гиттенс.

– Видел я его, видел! Гады!

– И давно видел?

– Вечер-другой назад. Он подвалил за пакетиком, стал канючить, жаловаться на жизнь.

– Ты ему продал пакетик?

– Дело шьешь?

– В котором часу он приходил?

– Я дневник не веду. Поздно. Я, помню, был в замоте.

– Он говорил, где сейчас кантуется?

– Нет.

– Он сюда пешком пришел или приехал?

– Приехал.

– На чем?

– Японская какая-то хреновина. «Шицу», кажется.

– «Шицу»?