Уильям Лэндей - Мишн-Флэтс

Впервые в жизни нам с отцом довелось работать вместе – нести все тяготы одинокого бытия в нашем доме.

Как можно было догадаться, Чиф скинул на меня девяносто процентов домашних хлопот.

Вместе с матерью я стирал, кухарничал, закупал продукты – ей это доставляло большое удовольствие, потому что создавало иллюзию прежней нормальной жизни.

Но по мере того как состояние матери ухудшалось – а происходило это неожиданно быстро – и ее мысли путались все больше и больше, отец стал проявлять себя с новой, мне неведомой стороны. Я не хочу развивать эту тему; какие мы есть, такие мы и есть и другими не будем. Но все-таки кое-что скажу. Я увидел, как отец при людях берет мать за руку. Или несет ее на руках наверх в спальню после того, как она уснула на диване перед телевизором. Или самолично везет ее в Портленд, чтобы купить ей новую модную оправу для очков. Невиданные картинки!

Однажды днем, года через два после моего возвращения в Версаль, я застал мать перед телевизором.

– Что новенького? – спросил я.

– Он только что был тут.

– Кто?

– Кеннеди.

– Кеннеди был – здесь?

Она слегка покачала головой вверх-вниз. Вроде бы как «да».

– И который Кеннеди?

– Бобби. (Роберт был ее любимцем в клане Кеннеди.)

– Бобби Кеннеди был здесь?

Снова невнятное кивание.

– То есть его показывали по телевизору?

– Нет. Здесь.

– Мама, ты хочешь сказать – по телевизору?

– Здесь!!!

И надо было мне привязываться к ней! Мало ли что происходило в ее голове. Возможно, она хотела сказать что-то совсем другое, а вышло – про Кеннеди.

Но в меня словно черт вселился. Я начал смеяться над ней, стал спрашивать, а не была ли тут с ним в обнимку Мэрилин Монро.

Лицо матери перекосилось. Она шарахнулась от меня, словно я хотел ее ударить.

– Ах, мама, не сердись. Я просто шутил.

– Шшш! Шшш!

– Да брось ты, я просто шутил.

– Шшш! Шшш!

Она уже забыла о споре со мной. Она была полностью поглощена программой новостей. Что она видела на экране? Что понимала? Об этом оставалось только гадать.

Но отец краем уха услышал первое громкое «шшш!» и уловил обиженную интонацию в голосе матери. Он влетел в комнату.

– Что случилось?

Я стал беспомощно оправдываться. Отец сел рядом с матерью и начал ласково нашептывать ей на ухо. Мать блаженно улыбалась. Не знаю, понимала ли она его слова или просто реагировала на ласковую интонацию. Со стороны мать и отец казались влюбленными подростками.

То, что он, такой закрытый человек, способен на телячьи нежности, для меня было откровением. Но мать, думаю, знала его в тысячу раз лучше меня. Однажды во время нашей прогулки вокруг озера, в один из ее ясных моментов, я спросил мать, что ей так понравилось в Клоде Трумэне, когда они только познакомились. Его сила? Его внешность? Его напористость?

– Нет, Бен, – ответила мать. – Я полюбила его за золотое сердце. Я сразу увидела, что он за человек. Он был как открытая книга.

Я насмешливо хмыкнул. Золотое сердце! Не смешите!

– Не смей, Бен! – осадила она меня. – Ради тебя он на что угодно способен. Ради тебя он под поезд ляжет!

Через сутки после беседы с Джоном Келли я сидел на берегу озера в своей машине и пытался поймать любимую портлендскую радиостанцию. Сигнал был неустойчивый – мешали окрестные холмы.

Пока моя рука возилась с радиоприемником, глаза рассеянно гуляли по прибрежным рощам. Потом мое внимание переключилось на воду. Поверхность озера была совершенно гладкой, но время от времени налетал ветер и начиналась рябь. В динамиках Мик Джаггер наяривал «белый рэп». В этот момент мои глаза вдруг споткнулись о что-то желтое в воде неподалеку от берега.

Озеро снова подернулось рябью, и желтый предмет исчез. Как я ни напрягал глаза, ничего различить больше не мог. Однако я был уверен, что мне не привиделось. Я выключил радио и, положив руки на руль, стал напряженно ждать, когда ветер стихнет. Как назло, волны не спешили улечься.

Я вышел из машины и решительно зашагал к воде. У самого берега нежилась в лучах солнца преогромная рыбина – дюймов восемнадцать в длину. Длинная, темная, по спине черные пятна. Я мог бы нагнуться и схватить ее. Но рыба меня не интересовала.

Я взобрался на большой валун и пристально вглядывался туда, где я заметил желтое пятно. Возможно, это подводный камень. Отчего же я его никогда не видел его прежде? И может ли быть камень такого ярко-желтого цвета?

Я собирался пройти дальше вдоль берега и найти лучшую обзорную площадку, но тут ветер смилостивился, рябь улеглась – и в десяти – пятнадцати футах от берега я различил багажник желтой «хонды». Даже номер прочитывался – массачусетский номер.