Санни взял трубку, набрал номер. Что-то негромко сказал и нажал на рычаг.
— Узнает, позвонит.
Прошло около получаса, и раздался звонок. Звонил Филипс. Санни снова что-то пометил у себя в блокноте и бросил трубку. На скулах у него обозначились желваки.
— Ну, есть, по-моему. Капитан Макклоски обязан оставлять на работе свои координаты, чтобы с ним могли связаться. Так вот, сегодня с восьми до десяти вечера он в Бронксе, в «Голубой луне». Кому-нибудь это что-нибудь говорит?
Тессио уверенно сказал:
— Мне говорит. Для нас — лучше желать нельзя. Тихий семейный ресторанчик, места много, между столами перегородки, и можно беседовать без посторонних глаз. Прилично кормят. Каждый занят своим делом. Идеально. — Он наклонился над письменным столом и разложил на нем окурки в виде ориентиров. — Смотрите, вот это — двери. Майк, ты, когда закончишь, выходи, идешь налево и заворачиваешь за угол. Я, как только вижу тебя, включаю фары и подхватываю тебя на ходу. Если вдруг что не так, крикнешь — я постараюсь проникнуть внутрь и вытащить тебя. Клеменца, у тебя времени в обрез. Сейчас же посылай человека подложить пистолет. Уборная в ресторане оборудована по старинке, между бачком и стеной есть пространство. Вели прикрепить оружие к бачку сзади пластырем. Майк, в машине тебя обыщут, увидят, что ты чист, и успокоятся. В ресторане для отвода глаз обожди чуток, потом извинись и выйди. Нет, лучше даже попроси разрешения. Покажешь, очень аккуратно, что тебе невтерпеж, нормальная вещь. Все взятки гладки. Но уж когда вернешься, минуты зря не теряй. Не садись обратно за столик, пали с ходу. Бей наверняка. Стреляй в голову, по две пули на каждого, и скорей уноси ноги.
Санни придирчиво слушал.
— Ты мне пошлешь туда с пистолетом самого лучшего, самого верного человека, — сказал он, обращаясь к Клеменце. — Я не желаю, чтобы мой брат вышел из сортира, держа в руках свою пипиську и больше ничего.
Клеменца отозвался уверенно:
— Пистолет будет на месте — это я гарантирую.
— Так, — сказал Санни. — Ну, все за дело.
Тессио с Клеменцей вышли. Том Хейген спросил:
— Санни, я подкину Майка в Нью-Йорк?
— Нет, — сказал Санни. — Твое место тут. Когда Майк управится, для нас здесь наступит самая работа, ты мне ой-ой как понадобишься. Репортеров уже выстроил на старт?
Хейген кивнул:
— Как закрутится карусель, начну им скармливать информацию.
Санни поднялся, шагнул к Майклу и заглянул ему в лицо. Он протянул брату руку.
— Все, старик, теперь действуй. С мамой тебе не придется проститься перед отъездом, но я ей объясню. И твоей девочке дам знать, но только это — со временем. Ладно?
— Хорошо, — сказал Майкл. — И долго, ты полагаешь, мне нельзя будет вернуться?
— Самое малое — год, — сказал Санни.
— Не исключено, что у дона получится и раньше, — вставил Том Хейген, — но ты, Майк, на это не уповай. Сроки будут зависеть от многого. Клюнут ли на нашу наживку газетчики. Примутся ли в полицейском управлении выгораживать своего. Ополчатся ли на нас другие семейства. Одно можно сказать наверняка — гонений нас ждет предостаточно, жарко придется.
Майкл пожал Хейгену руку.
— Все же ты постарайся, чтобы недолго, — сказал он. — Три года я уже болтался вдали от дома, неохота снова.
Хейген мягко сказал:
— Майк, а не поздно переиграть — мы пошлем кого-нибудь другого, мы, в конце концов, пересмотрим наше решение. Быть может, не так уж обязательно ликвидировать Солоццо.
Майкл усмехнулся:
— Уговорить себя можно в чем угодно. Да только выбор был с самого начала сделан правильно. Ну а мне, что ж, не век выезжать на чужом горбу, пора уже отрабатывать свою долю.
— Если ты это потому, что тебе сломали челюсть, то зря, — сказал Хейген. — Во-первых, Макклоски — остолоп, а потом, здесь не личный выпад, всего-навсего деловая мера.
Второй раз он увидел, как застыло лицо Майкла Корлеоне, сложилось в маску, необъяснимо и жутковато напоминающую дона.
— Том, не обманывайся на этот счет. Всякая деловая мера по отношению к кому-то — личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется — в интересах дела. Пусть так. Но все равно — сугубо личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От крестного. У него, если в друга ударит молния, — это рассматривается как личный выпад. Когда я ушел в морскую пехоту, он посчитал, что его это задевает лично. В чем и кроется причина его величия. Почему он и есть великий дон. Он все воспринимает как свое личное дело. Как господь бог. Без его ведома перышко у воробья не выпадет, и он еще проследит, куда оно упало. Верно я говорю? И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят. Я припозднился малость, согласен, но раз уж ступил на эту дорогу, то пойду до конца. Да, я считаю личной обидой, что мне сломали челюсть, да, черт возьми, я считаю личной обидой, что Солоццо пытается убить моего отца. — Майкл рассмеялся. — Передай дону, я это усвоил от него и рад, что мне представился случай отплатить ему добром за все, что он для меня делал. Он был мне хорошим отцом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу