Марио Пьюзо - Крестный отец

Вскоре после этого, в воскресный день, Нери отправился с женой в гости к своей вдовой сестре, живущей в Бруклине. По отношению к сестре Альберт Нери обнаруживал ту неистовую привязанность и готовность заступиться, какая всегда отличает сицилийца, неукоснительно навещал ее по крайней мере раз в два месяца, чтобы удостовериться, что у нее все в порядке. Она была намного его старше, уже и сыну ее исполнилось двадцать лет. Этот самый сыночек, Томас, без отца отбился от рук, и с ним приходилось трудно. Он уже попадал в незначительные переделки, втягивался понемногу в беспутную жизнь. Нери пришлось однажды пустить в ход свои связи в полиции, чтобы племянника не привлекли за воровство. Он сдержался тогда, не дал воли своему негодованию, только предупредил:

— Томми, если моя сестра будет плакать по твоей милости, я сам возьмусь за твое исправление.

Слова эти, строго говоря, не заключали в себе угрозы — всего лишь дружелюбно-родственное предостережение. Но Томми, хотя и слыл самым крутым в этом крутом бруклинском районе, все же струхнул, услышав их от своего дяди Аля.

В тот раз, о котором идет речь, Томми накануне, в субботу, заявился домой очень поздно и теперь отсыпался в своей комнате. Мать пошла его будить, говоря, что пора вставать и одеваться, — к воскресному обеду приехал дядя с женой. Сквозь полуоткрытую дверь донесся раздраженный ответ:

— А мне начхать! Не видишь, я сплю? — И хозяйка вернулась на кухню с виноватой улыбкой.

Пришлось обедать без него. Нери спросил у сестры, не слишком ли распоясался Томми, но она покачала головой.

Нери с женой собирались уходить, когда Томми наконец соизволил встать с постели. Процедил им сквозь зубы: «Здрасте», — и проследовал на кухню. Оттуда, спустя немного, он гаркнул матери:

— Эй, мам, пожевать мне сварганишь чего-нибудь? — Но это была не просьба. Это было барское требование балованного дитяти.

Мать тотчас сорвалась на крик:

— Хочешь есть — вставай, когда обед на столе! Отдельно я для тебя готовить не стану.

Такого рода безобразные стычки могут случиться в каждой семье, дело житейское, но Томми, слегка еще одурелый со сна, допустил промашку.

— Да подавись, карга чертова, схожу поем в закусочной. — И в тот же миг пожалел о сказанном.

Дядя Аль кинулся на него, точно кот на мышонка. И не только из-за этого конкретного хамства, допущенного в обращении с его сестрой, — стало ясно, что наедине племянник часто позволяет себе разговаривать с матерью в подобном тоне. В присутствии ее брата он никогда еще не отваживался употреблять такие выражения. Сегодня же — слегка забылся. На свою беду.

На глазах у испуганных женщин Аль Нери подверг племянника жестокому, профессионально выверенному избиению. Вначале тот еще пробовал защищаться, но быстро оставил эти попытки и запросил пощады. Нери надавал ему таких затрещин, что у парня раздуло губы, разбил ему в кровь скулу. Закинул ему назад голову и хряснул его о стенку. Всадил ему кулак в живот и, повалив ничком, долго вколачивал его лицом в ковер. Потом велел женщинам подождать, вывел Томми на улицу и посадил в свою машину. Там он вогнал Томми в страх божий окончательно.

— Если хоть раз услышу от сестры, что ты опять с ней так заговорил, сегодняшняя трепка покажется тебе женской лаской, — напутствовал он на прощание племянника. — Ты у меня живо выправишься, будь уверен. А теперь ступай в дом и скажи моей жене, что я жду ее.

Через два месяца Аль Нери, придя домой с ночной смены, обнаружил, что жена бросила его. Забрала свое барахлишко и возвратилась к родителям. Тесть сообщил ему, что Рита его боится, ей страшно жить с человеком, у которого такой необузданный нрав. Аль был ошеломлен. Он ни разу не поднял руку на жену, никогда ей не угрожал, не испытывал к ней ничего, кроме самых нежных чувств. Он был так ошарашен ее поступком, что решил обождать несколько дней и прийти в себя, а уж потом ехать выяснять отношения.

Однако назавтра, как на грех в его смену, случилась неприятность. В то время, когда он совершал объезд участка, к нему поступил вызов с одной из гарлемских улиц — там кто-то кого-то резал. По обыкновению, Нери выпрыгнул из патрульной машины почти что на ходу, не дожидаясь полной остановки. В этот поздний час тяжелый карманный фонарь был при нем. Обнаружить место происшествия было нетрудно: у подъезда одного из жилых домов толпились люди. Какая-то негритянка сказала ему:

— Там хотят зарезать ребенка.

Нери вошел в парадное. Из открытых дверей в дальнем конце коридора бил яркий свет, доносились стоны. Сжимая в руках фонарь, он направился туда.