Виктор Точинов - Темные игры

А возясь все последние годы с металлами, он примерно представлял, сколько стоит заказать на заводе модель, сделать опоку, отформовать и залить этакую штуковину – и из дефицитной бронзы, между прочим, которая тоже не пять копеек стоит. Сумма получалась кусачая, никакой сатанист не потянет. Правильно, наши доморощенные черные мессиры лучше такую пентаграмму в лесу выложат, из березовых палочек. А то и просто дома нарисуют, на паркете, мелом…

Нет, такая вещь предполагает не салонную игру в дьяволопоклонство на вечеринке – промежуточный этап между травкой или колесами и развеселой групповушкой… И она не сделана под старину (и, надо понимать, не старинная) – тогда наверняка ее украшали бы всякие загадочные знаки и символы, иероглифы там или руны… Больше всего пентаграмма напоминает функциональный рабочий инструмент – никаких излишеств, строгая и законченная гармония… Автору штуковины она была нужна для дела… И делом этим явно было не выкачивание денег из простаков, приходящих со своими бедами к расплодившимся до полного неприличия белым магам и потомственным колдуньям. Но если штука работает, то на каком-то же физическом принципе; мертвый кусок металла не может…

Славик внезапно вскочил, хлопнув себя по лбу. Сбегал на кухню, вернулся с дозиметром, которым дал зарок проверять все непонятное… Но пентаграмма если и излучала что-либо, то бытовому приборчику расшифровать это было не зубам – он бодро рапортовал: все ол райт, радиоактивность в норме, ложитесь спокойно спать, Вячеслав Анатольевич… Именно это Славик и сделал…

Суббота прошла как-то бездарно и незаметно – был день, и нет его, ничего не сделано и нечего вспомнить – просто одним днем меньше осталось жить на свете…

Встал поздно, позавтракал; Светка тут же пристала со всякой домашней мелочью, копившейся до выходного: повесить полочку в ванной, смазать петли на входной двери, еще что-то такое же недолгое и простое, но висящее над душой неделями – все руки не доходят; закончил, вышел на улицу, прогулялся неторопливо, нога за ногу, до вагончика – как там дела у Сереги-сменщика?; у Сереги (студента, подменявшего Славика по выходным) все было в порядке, пошел обратно, купив бутылку пивка; и все казалось – надо обязательно что-то сделать… а вот что? – непонятно.

После обеда смутное чувство несделанного усилилось – Славик послонялся по квартире, не зная за что взяться; открыл холодильник на кухне, обревизовал содержимое – и заявил Свете, что поедет завтра на дачу, поглядит, что там и как после зимы, а заодно привезет из подвала всяких варений-солений.

Жена посмотрела на него крайне подозрительно, обычно в это время отправить его на дачу было почти нереально; но ничего не сказала, стала громыхать стеклом, собирая пустые банки – вывезти заодно тару под летние заготовки…

А он успокоился, продремал вечер перед телевизором и около полуночи завалился спать (бронзовая пентаграмма простояла всю субботу в нише балконной двери, за занавеской, Славик в этот день к ней и не приближался…).

Спал плохо – почти всю ночь его преследовал дедушка. Покойный дедушка Зигхаля. Изрядно разложившийся старичок, одетый в полусгнившую эсесовскую форму, весь перемазанный свежей землей, клацал лишенной плоти челюстью и замогильным голосом требовал вернуть ему бронзовую пентаграмму. Славик во сне совершенно не боялся этого опереточного призрака, скорее смешного, чем страшного – пока тот быстрым движением руки не вцепился ему в глотку. Неправдоподобно белые костяшки пальцев вылезли из расползающейся кожи и осклизлого мяса кисти, как из драной, разваливающейся перчатки – и впились в горло Славика, оборвав в зародыше крик. Он попытался разомкнуть медленно сходящиеся клещи – тщетно, они вдавливались в кожу с безнадежной неотвратимостью винтового пресса; кровь не поступала в голову, а воздух – в легкие; дедушка-мертвец заквакал отвратительным высоким смехом, Славик узнал его, хотя прошло двадцать лет – так смеялся поганец Филя после какой-нибудь уж очень выдающейся пакости. Это он, это Филя… – подумал Славик, прежде чем провалиться в пропасть, кишащую желтыми, зелеными и красными воздушными шарами… Его голова тоже превратилась в красный шарик – и тут же лопнула с малиновым звоном бронзовой пентаграммы…

На даче все было в порядке.

Никто за минувший месяц не залез ни в маленький, пять на шесть, но уютный домик, построенный еще отцом Славика, ни в гараж, ни в две приткнувшихся по краям участка сараюшки. Алюминиевые листы, предмет вечных его тревог, покрывающие гараж, были в целости и сохранности (каждую зиму Славик с замиранием сердца ждал, что их сдерут залетные ханыги, сплющат безжалостными ударами молотка и сволокут кому-нибудь из собратьев по профессии – такая дурная шутка была вполне в духе его злодейки-судьбы). На участке тоже не замечалось признаков незваных визитеров – на полурастаявших, почернерших сугробах только разползшиеся кошачьи и птичьи следы…