Тесс Герритсен - Клуб Мефисто

"Или, может, дело во мне? Может, они просто боятся меня?"

– Машина для перевозки трупов будет с минуты на минуту, – сказала она, начав разговор на авось. – Может, освободите для нее место на улице?

– Само собой, док, – сказал кто-то из полицейских и кашлянул. И снова наступила тишина – пританцовывая от холода на обледенелой мостовой, полицейские смотрели кто куда, только не на нее.

– Что ж, спасибо, – поблагодарила она. – Я подожду в своей машине.

На Даниэла она даже не взглянула – просто отвернулась и пошла прочь.

– Маура!

Она оглянулась на голос и увидела, что полицейские, все как один, глядят ей вслед. "Постоянно кругом какая-то публика, – подумала она. – Нам с Даниэлом, видно, не судьба побыть наедине".

– Есть какие-нибудь новости? – спросил он.

Она заколебалась, зная, что за ней наблюдают окружающие.

– Пока никаких – все уже все знают.

– Может, поговорим? Возможно, я сумею как-нибудь утешить офицера Лайэлла, если узнаю побольше о случившемся.

– Это не совсем удобно. Не думаю...

– Можешь сказать только то, что сочтешь нужным.

Маура задумалась.

– Давай посидим в машине. Она тут недалеко.

И они направились к машине, держа руки в карманах и пряча головы от порывов ледяного ветра. Маура думала о Еве Кассовиц, одиноко лежавшей во внутреннем дворике: тело ее уже окоченело, кровь в жилах застыла. В такую ночь да на таком ветру охотников составить компанию убитой не нашлось. Они подошли к ее машине и забрались внутрь. Маура запустила двигатель и включила обогреватель, но воздух, хлынувший из воздуховода, тепла не принес.

– Этот Лайэлл был ее молодым человеком? – спросила она.

– Для него это страшное горе. Не уверен, что мне удалось его утешить.

– Я бы не смогла так, как ты, Даниэл. Человеческое горе для меня невыносимо.

– Но ведь твоя работа связана с ним. Тебе приходится.

– Но не на такой стадии, как тебе, когда надо иметь дело с совсем еще свежими ранами. От меня ждут конкретных ответов, а не утешений. – Она взглянула на Даниэла. Но в полумраке салона смогла разглядеть лишь его силуэт. – Последний полицейский капеллан продержался здесь только два года. Думаю, не выдержал стресса, вот с ним и случился удар.

– Отцу Рою, чтоб ты знала, было шестьдесят пять.

– Выдержать постоянные ночные вызовы, конечно, дело не из легких, – согласился он, выдохнув на стекло, которое тут же запотело. – Полицейским тоже приходится несладко. Как и врачам, и пожарным. Но не все так плохо, – прибавил он с тихим смешком, – тем более что выезд на место преступления – единственная для меня возможность повидаться с тобой.

Хотя Маура не видела глаз Даниэла, она ощущала, что он смотрит на нее – и благодарила Бога, что в салоне темно.

– Раньше ты навещала меня, – заметил он. – Отчего же теперь не приходишь?

– Но я же была на рождественской службе, верно?

Он устало усмехнулся.

– На Рождество приходят все. Даже те, кто не верит.

– Но я же была там. И не пыталась тебя избежать.

– Неужели, Маура? Неужели ты меня избегаешь?

Она не ответила. Некоторое время они смотрели друг на друга сквозь полумрак салона. Воздух, поступавший из обогревателя, мало-помалу нагрелся, и, хотя окоченевшие пальцы у нее еще не отошли, щеки уже пылали.

– Я знаю, что происходит, – тихо проговорил он.

– Ничего ты не знаешь.

– Я такой же человек, как ты, Маура.

Она вдруг рассмеялась. Это был горький смех.

– Ну, это же банально. Святой отец и прихожанка.

– Нет, не надо так.

– Но ведь это же и впрямь банально. Такое было уже тысячу раз. Священники и скучающие домохозяйки. Священники и одинокие вдовы. У тебя это в первый раз, Даниэл? Лично у меня в первый, можешь не сомневаться.

Ей вдруг стало стыдно за то, что она выплеснула на него свою досаду, и она отвернулась. Что такого он ей сделал – только предложил дружбу, заботу! "Я сама разрушаю свое счастье".

– Если тебя это хоть немного утешит, – спокойно ответил он, – ты не одна такая несчастная.

Маура словно окаменела, прислушиваясь к шуму обогревателя. Хоть она и смотрела прямо перед собой – на запотевшее изнутри лобовое стекло, все остальные органы чувств были обращены к Даниэлу. Даже будь она слепая и глухая, ничто не заставило бы ее усомниться в том, что он здесь, рядом, – настолько остро ощущала она его присутствие. Настолько же остро, как ритм своего сердца и напряженные нервы. Ее охватило постыдное возбуждение от признания Даниэла в том, что он тоже несчастен. Все-таки не только она страдает и не спит по ночам. Любовная тоска не выносит одиночества.