Питер Альбано - Поиск седьмого авианосца

Он машинально проводил узкими цепкими глазами «Дуглас DC—4 Скаймастер», который, набирая высоту, сделал круг над аэропортом и пошел к югу. В голове лейтенанта, как у всякого летчика, в полном одиночестве проводящего на боевом дежурстве многие часы, крутился причудливый калейдоскоп воспоминаний. Он мысленно перенесся во времени и пространстве назад — в детство, в юность, к родителям и возлюбленным.

В прогалине между облаков мелькнул бирюзовый кусочек неба, сразу напомнивший Таку остров Кобата Сима и беспокойное море вокруг него. Занимая всего двадцать квадратных километров, этот поросший густым лесом остров высится над Бунго Суидо как изумрудная башня, увенчанная горой Амакуса. Летчик вспомнил, какой удивительный вид открывался с заброшенного маяка, построенного когда-то на скалистой вершине, возвышавшейся на юго-восточном склоне. Оттуда можно было различить северный берег острова Кюсю, а когда задувал муссон, — и остров Сикоку.

Там всегда стоит туман: теплые течения Японского моря встречаются с холодными океанскими потоками, отчего вода издает беспрестанный рокочущий гул и на поверхности ее вскипают пенные буруны. Ветер сбивает верхушки волн, похожие на страусовые перья, а на отмели оседает родившаяся из стычки враждующих потоков туманная дымка. Летом над острыми вершинами гор каждый день нависает грозовая туча, на закате края серебристых облаков наливаются зловещим синевато-багровым цветом, обещая пролиться дождем. Но обещания эти исполняются редко, хотя по вечерам слышатся громовые раскаты, а из облака в облако проскакивают вспышки зарниц, словно там сражаются за обладание небом две армии.

Жизнь на острове была тяжкая, зависела от капризов моря и его обитателей — акул и макрелей, осьминогов и карпов. Когда улов был хорош, Таку и его отец Шимей (Ото-сан) работали от утренней до вечерней звезды. Таку на всю жизнь запомнил изнурительную ловлю осьминогов, составлявших больше половины всей их добычи. Отец соединял шкив мотора их маленькой лодки с катушкой, укрепленной на планшире, так что получалось подобие лебедки. Потом Таку брал стеклянный буек и, отвязав, бросал в море трос, на котором были укреплены около сотни горшочков. Потравливая трос, лодочка медленно подвигалась вперед, а лебедка вытягивала один горшочек за другим, опорожняя их на дно перегруженной лодки. Когда лебедка не справлялась с тяжестью, Таку приходил ей на помощь: широко расставлял ноги, упирался ими в нос, ухватывал мокрый, тяжелый от воды пеньковый трос голыми руками и вытягивал горшочки, вываливая их вязкое, скользкое, липкое содержимое на палубу. От такой работы он через несколько лет заматерел: сильно раздался в плечах, мышцы шеи, груди и спины налились силой.

Ловить переметом было не в пример легче. Бечева с грузилом и множеством крючков шла по дну, прочесывая его как грабли. Улов почти всегда был хорош, и нежнейшая рыба попадала в искусные руки матери — неизменно лучившейся приветливой улыбкой Хацуйо (Ока-сан). Даже сейчас у лейтенанта потекли слюнки при воспоминании о нарезанной тонкими ломтиками сырой камбале с соевым соусом. К ней подавали пиво, рис и маринованную редиску.

Да, труды были тяжкие и долгие, но тем веселее проходили праздничные дни. Из всех пяти праздников, отмечаемых всей Японией, — День Семи Трав, День Девочек, День Звезд, День Хризантем и День Мальчиков — Таку больше всего любил последний, приходящийся на 5 мая. Все девятьсот жителей острова в этот день в честь своих сыновей ставили за оградой длинные шесты с разноцветными бумажными и шелковыми карпами, вившимися на ветру и, казалось, плывшими против течения по невидимой реке. Перед скромным домом Исикава всегда реял самый большой и гордый карп — символ мужества, силы, воли и энергии. Мать по случаю торжества готовила «симаки» — сладкую рисовую водку, настоянную на ароматных травах и водорослях. Дом Исикавы, по традиции, был обращен окнами не на северо-восток, где, по поверью, обитают злые духи. Эта незамысловатая постройка из дерева и проклеенной бумаги, поставленная без единого гвоздя и державшаяся за счет тяжелой тростниковой крыши, находилась в шести километрах от деревни на склоне горы. Деревянные стены и рамы не лакировали и не красили — они сохраняли свой благородный естественный цвет.

Семейство Исикава никогда не ходило в деревенскую баню, а наслаждалось собственной — маленькой, но зато своей: на задах дома помещалась железная бадья, наполненная водой, которую подогревала масляная печка. И каждый вечер в неизменном порядке — сначала отец, за ним мать, а за нею Таку — семья совершала тщательные омовения. После бани Хацуйо накрывала низенький стол в большой — «на шесть циновок» — комнате: ужин состоял обычно из нарезанной тоненькими ломтиками сырой рыбы, риса, запеченных в тесте морских водорослей, маринованных огурцов или свеклы. За едой Шимей, обсудив с сыном завтрашнюю ловлю, любил рассказывать историю своего рода: благородное происхождение невидимой стеной отделяло их от остальных обитателей деревни.