неизвестен Автор: Загадка седьмого кессона

Потихоньку возводим ту странную архитектуру,

в зеркалах отражая вторую и третью натуру,

чтоб герой под готический бред оживал,

словно Голем в Гарлеме

Вознесенский бы "голым в гареме" рифмовал...

Почему бы и нет?

Семен Белинский

ЗАГАДКА СЕДЬМОГО КЕССОНА

Начальник крупнейшего сибирского строительства - Петр Иванович Подболотов так привык к тому, что его внезапно поднимают среди ночи для борьбы с различными стихийными бедствиями - обвалами, наводнениями, землетрясениями, что незаметно для себя полюбил их, включил, так сказать, по системе Станиславского в малый круг своего существования.

Теперь он ругал их разве что для вида, как старший брат-работяга ругает младших братьев - беспутных художников, чувствуя в себе ту же темную силу, только более организованную.

И то сказать: большой планетой мыслил себя Петр Иванович - ему во что бы то ни стало полагалось зафиксировать и обустроить ее, смоделировав время и пространство, по крайней мере не хуже, чем это сделал когда-то один всем известный умелец.

Это еще неосознанное чувство космического строителя терзало Подболотова в далеком сорок первом, когда он - новоиспеченный лейтенант вопреки зову души строил не акведуки с развязками на тринадцати уровнях, а простецкие землянки в три наката, которые, в общем-то, принесли больше пользы людям, чем Собор Парижской Богоматери со всеми его химерами.

И позже, много позже, чей-то неопознанный пепел стучал в сердце Петра Ивановича, когда он - уже изрядно полысевший сотрудник какого-то Гражданстроя - на очередном творческом диспуте поднял кверху палец и сказал с укоризной кому-то: "А вот Корбюзье!.." - и замер многозначительно и через неделю вылетел из института и перешел на сугубо промышленное строительство, где в силу созревших потребностей общества уже разрешалось более или менее функционально сопрягать различные плоскости и сферы.

И совсем недавно, почти вчера - когда Петр Иванович, словно искусный гример в порыве вдохновения разнообразно набрасывал черные мушки "стратегических" на желтое лицо песков и тянул незаметную с воздуха узкоколейку в лоно горы, которая открывалась не по слову "Сезам" - он еще не знал, кого благодарить за то, что ему позволено упорядочивать хаос мира, или, точнее говоря, превращать его из одного вида в другой.

И только полгода назад, когда Петру Ивановичу предложили возглавить строительство синхрофазотрона площадью в три квадратных географических градуса (невиданная доселе мера!), потому что подобное чудовище уже заложили шустрые американцы в далекой Батавии, воспетой музыкальным стариком-возвращенцем Вертинским, где круглый год цветет миндаль, скрипят ступени в погребок "Муаровая красавица" под ногами иностранных матросов и постоянная температура страстей гарантирует тепловую незыблемость двадцатимильного электромагнита, на обмотки которого пошла вся колумбийская медь последнего десятилетия, только полгода назад Подболотов довел идею строительства до Абсолюта, отделился от нее и зажил самостоятельно - как бы ее материальное порождение, гениально предвиденное в доисторическом тумане рабовладельцем Платоном.

В тот памятный день в долгой и откровенной беседе с Ростиславом Николаевичем выяснилось, что Батавия - не древнее название Джакарты, столицы Индонезии, а всего лишь один из американских штатов, и на это Подболотов ответил министру, что в его родной Сибири климатические условия такие же постоянные - только, так сказать, с обратным знаком - и поэтому все, на что способны капиталисты в своем бананово-лимонном раю, он - Петр Иванович Подболотов! - совершит в условиях вечной мерзлоты, а также дефицита цемента и солярки, под тягучие якутские песни, полные неизъяснимой прелести натурализма.

На том и сошлись. Тогда-то Подболотов и почувствовал себя большой планетой с постоянным климатом переезда во время пожара после наводнения перед землетрясением и вроде бы успокоился. Ни разу не пожалел он о своем согласии, хотя - что греха таить - иногда мерещилась ему чертовщина спокойной жизни и даже где-то в перспективе не очень его пугала. Пусть инфляция времени подтачивает основы, не осмелится, не склюет время жатву, которую он посеял - есть у него верный страж-пугало: большая белая собака у граммофонной трубы. Грустными глазами смотрит она в желтый раструб - так нарисовано на пластинке! - и слушает "Зэ войс хиз мастэ" - Голос Его Хозяина.