Харлан Кобен - Пропащий

По идее, я должен был попереживать и успокоиться. Я был еще совсем молод, да и ситуацию едва ли можно считать уникальной. Так бы оно в конце концов и получилось. Время и расстояние помогали, и я уже начинал более трезво относиться к случившемуся. Но затем Джули умерла, и это все изменило. Казалось, ее тень никогда больше не отпустит моего сердца.

Пока не появилась Шейла.

Отцу я фотографию решил не показывать.

Я вернулся в свою квартиру в десять часов вечера. Все так же пусто, затхло, непривычно. Никаких записок. Если жизнь без Шейлы будет такой, то мне и жить не хочется.

Клочок бумаги с телефоном ее родителей лежал на столе. Какая у нас с Айдахо разница во времени? Час, два? Я не помнил точно. Так или иначе, там должно быть восемь или девять часов вечера. Еще не слишком поздно для звонка.

Я упал в кресло и стал смотреть на телефонный аппарат. Как будто он мог подсказать мне, что делать. Телефон молчал. Я взял в руки клочок бумаги с номером. Когда я посоветовал Шейле позвонить родителям, она так страшно побледнела… Это было вчера. Еще вчера. Как же быть? Тут же мелькнула мысль: посоветоваться с матерью – она наверняка знает правильный ответ. И новая волна горя накрыла меня с головой…

В конце концов я решил, что должен действовать. Сделать хоть что-нибудь. Если больше ничего не приходит в голову, то надо звонить родителям Шейлы.

После третьего гудка трубку взяла женщина:

– Алло?

Я откашлялся.

– Э-э… миссис Роджерс?

Пауза.

– Да?

– Меня зовут Уилл Клайн.

Я немного подождал, чтобы проверить, значит ли мое имя что-нибудь для нее. Но если и значило, она этого никак не показала.

– Я друг вашей дочери.

– Какой дочери?

– Шейлы.

– Ясно, – сказала женщина. – Насколько я знаю, она в Нью-Йорке.

– Да.

– Вы оттуда звоните?

– Да.

– Что вам угодно, мистер Клайн?

Хороший вопрос. Только я и сам не знал, что на него ответить. Поэтому начал с самого очевидного:

– Вы не знаете, где она?

– Нет.

– Вы видели ее, разговаривали с ней?

– Я не видела Шейлу и не разговаривала с ней уже много лет, – устало сказала женщина.

Я открыл рот, потом закрыл его, не зная, как продолжить разговор.

– Вы знаете, что ее разыскивают?

– Да, нам звонили из полиции.

Я переложил трубку в другую руку.

– Вы сказали им что-нибудь полезное?

– Полезное?

– Вы знаете, куда она могла уехать? Может, кто-то из друзей или родственников смог бы помочь?

– Мистер Клайн…

– Да?

– Шейла давно не имеет к нам никакого отношения.

– Почему?

Я выпалил это, не думая, и был готов к тому, что меня пошлют по вполне определенному адресу. Но мать Шейлы молчала. Я попытался дождаться ответа, однако долго выдержать не смог.

– Просто она… – от волнения я начал заикаться, – она такая замечательная…

– Вы ведь не просто ее друг, мистер Клайн?

– Да.

– Полиция упоминала, что Шейла жила с мужчиной. Я полагаю, они имели в виду вас?

– Мы вместе уже больше года.

– Похоже, вы беспокоитесь о ней?

– Да.

– Значит, вы любите ее?

– Очень.

– И она никогда не рассказывала о своем прошлом?

Я не знал, что на это ответить, хотя ответ был очевиден.

– Я пытаюсь понять, почему…

– Я сама не понимаю.

Как назло, в этот момент мой сосед врубил свою новую стереосистему. С четырьмя колонками. Стены начали сотрясаться от мощных басов. Я взял трубку и пошел в спальню.

– Я хочу помочь ей.

– Разрешите вам задать один вопрос, мистер Клайн…

Ее тон заставил меня крепче сжать трубку.

– Федеральный агент, который приходил к нам, – продолжала миссис Роджерс, – сказал, что им ничего не удалось узнать.

– О чем?

– О Карли… О том, где она.

Я ничего не понимал.

– А кто такая Карли?

Последовала еще одна долгая пауза.

– Могу я вам дать один совет, мистер Клайн?

– Кто такая Карли? – снова спросил я.

– Живите своей жизнью, забудьте о том, что знали мою дочь.

И она повесила трубку.

Я открыл стеклянную дверь и вышел с бутылкой пива на крошечный балкончик, который агент бюро по найму оптимистически называл лоджией. Размером он был не больше детской кроватки и мог вместить максимум двух человек, стоящих неподвижно. Разумеется, ни о каких стульях не могло быть и речи, да и чудесных видов с третьего этажа не открывалось. Но там был свежий воздух и темнота, и мне этого хватало.

Голубоватое сияние и черные тени придавали городу нереальный, призрачный вид. Говорят, что Нью-Йорк никогда не спит, но, если судить по моей улице, он позволял себе иногда вздремнуть. Машины, тесно сгрудившиеся вдоль обочины, бампер к бамперу, казалось, все еще расталкивали друг друга, хотя владельцы давно их покинули. В ночи раздавались многочисленные звуки. До меня долетали обрывки музыки, стук тарелок из пиццерии напротив. Никогда не смолкающий шум движения на Вестсайдском шоссе в это время чуть стихал. Нежная манхэттенская колыбельная…