Харлан Кобен - Пропащий

Крест не отрывал глаз от дороги.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Иду на работу.

– Зачем?

– Психотерапия…

Он понимающе кивнул. Похоже, у него была бессонная ночь – мотался на фургоне по городу, как ангел-хранитель, выискивая своих подопечных. На Кресте это мало отразилось, хотя, впрочем, он никогда не мог похвастаться особо цветущим видом. Давно не мытые лохмы в стиле группы «Аэросмит» и неизменная щетина, даже отдаленно не похожая на модную ухоженную поросль. Он никогда не бывал чисто выбрит – по крайней мере, я его таким не видел, – но и настоящей бороды не отращивал. Щеки и лоб покрывали оспины. Рабочие ботинки истерлись до белизны, а джинсы, слишком широкие в поясе, выглядели так, будто по ним прошло стадо бизонов. Из закатанного рукава торчала пачка «Кэмела» – желтая, как зубы самого Креста.

– Хреново выглядишь, – заметил он.

– Пожалуй, раз ты это говоришь.

Крест ухмыльнулся в ответ. Его так прозвали из-за татуировки на лбу. Четыре квадратика – крест, заключенный в рамку. Теперь, когда Крест стал большой шишкой в области йоги, с выпуском собственных видеокассет и сетью школ, публика полагала, что он носит на лбу какой-то духовный символ. Ничего подобного – раньше это была просто свастика. Он только добавил четыре линии, чтобы получился полный квадрат. С крестом в середине.

У меня подобное не укладывалось в голове: Крест меньше, чем кто бы то ни было, похож на фанатика. К тому же он – мой самый близкий друг. Когда я впервые узнал о происхождении татуировки, то был в полном шоке. Крест не стал ничего объяснять или извиняться: как и Шейла, он избегал разговоров о своем прошлом. Я узнал кое-что лишь потом, через общих знакомых.

– Спасибо за цветы.

Он не ответил.

– И за то, что пришел, – добавил я.

Крест заехал к нам в фургоне, взяв с собой нескольких друзей из «Дома Завета». Больше у нас посетителей и не было.

– Солнышко была что надо, – вздохнул он.

– Да.

Повисла пауза. Потом Крест возмущенно тряхнул головой:

– И хоть бы кто пришел!

– Спасибо за информацию…

– Я в смысле… Черт побери, сколько всего было народу?

– Ты меня очень утешил. Спасибо, брат…

– Ты хочешь утешения? Так слушай: все люди – сволочи!

– Дай мне ручку, я запишу.

Молчание. Крест остановился у светофора и искоса взглянул на меня. Глаза у него были красные, воспаленные. Он вытащил из рукава сигареты.

– Может, расскажешь, что с тобой?

– М-м-м… Давай как-нибудь потом. Все-таки у меня мать умерла…

– Ладно. Можешь не спешить.

Загорелся зеленый свет, фургон двинулся с места. Фотография брата продолжала стоять у меня перед глазами.

– Крест…

– Я слушаю.

– Похоже, – начал я, – что мой брат жив.

Крест задумчиво достал сигарету из пачки и сунул в рот.

– Явление Христа народу…

– Именно.

– Хожу в воскресную школу, – объяснил он. – Почему ты вдруг решил?

Он загнал фургон на крошечную стоянку возле «Дома Завета». Было время, когда мы парковались прямо на улице, однако бродяги завели привычку взламывать машину и спать в ней. В полицию мы, само собой, не обращались, но платить за выбитые стекла и сломанные замки в конце концов надоело. Сначала мы просто перестали запирать фургон. Тот, кто первый утром приходил на работу, громко стучал по крыше, чтобы ночные гости просыпались и шли по своим делам. Потом и от этого пришлось отказаться: фургон стал – как бы это помягче выразиться – не очень приятным для использования. Бездомные вообще не очень приятная публика: блюют, ходят под себя и так далее. Короче, все ясно.

Мы сидели в машине. Я думал, как начать.

– Хочу тебя спросить…

Он молча ждал.

– Ты ни разу не говорил, что думаешь о моем брате.

– Это вопрос?

– Скорее наблюдение. Вопрос другой: почему?

– Почему я не высказывался?

– Да.

Крест пожал плечами:

– Ты не спрашивал.

– Но мы это много раз обсуждали.

Он снова пожал плечами.

– Ну ладно, – продолжал я, – теперь я тебя спрашиваю: ты считал, что он жив?

– Разумеется, – кивнул Крест.

Вот оно как.

– Считал так, несмотря на все наши разговоры, на все мои аргументы…

– Я никак не мог понять, кого ты пытался убедить – меня или себя.

– А тебя я так и не убедил?

– Ни в малейшей степени.

– Ты ведь никогда и не спорил со мной…

Крест сделал глубокую затяжку.

– Твои иллюзии никому не мешали.

– В неведении благо – так, что ли?

– Чаще всего так.

– Но в моих доводах все же был смысл.