Джеймс Дики - Избавление

Другая опасность была значительно более реальной: что, если я выстрелю – и промахнусь? И от этой мысли у меня по спине побежал холодок, а язык перестал помещаться во рту. Я даже подумал – может быть, мне начать выбираться из леса прямо сейчас?.. Но что-то в глубине сознания подсказало мне, что я еще не выполнил – хотя бы для видимости – всего, что было задумано. Если Бобби и Льюису суждено умереть, я должен иметь возможность сказать себе, что сделал нечто большее, чем просто вскарабкался по стене ущелья и потом бросил их на произвол судьбы. Но если человек, которого я ожидал, не придет на то место, которое мне показалось наиболее подходящим – ну что же, это не моя вина. Я сделал все, от меня зависящее, чтобы найти и убить его. Я сознавал, что вероятность того, что я все правильно рассчитал и он явится именно сюда, была все же невелика. Просто ничего другого я уже не мог сделать.

В небе не было еще никакого света, кроме лунного. И в этом свете я видел, что вдоль края обрыва стоят низкорослые деревья, по земле разбросаны глыбы камня. Когда я повернулся в сторону леса, там царила полная тишина. Оказавшись среди деревьев, которые поглощали свет, я ничего не видел и мог продвигаться лишь на ощупь. Я выставил ногу вперед – ногой я мог достать дальше, чем рукой – и натолкнулся на что-то твердое. Я шагнул в ту сторону и тут же оказался среди веток и жестких хвойных иголок, напоминавших щетину животного. Я прислонил лук к стволу и взобрался на нижние ветви, которые оказались очень толстыми и растущими близко одна к одной. Потом полез выше и остановился лишь тогда, когда дерево стало раскачиваться под моим весом. Ветки и иголки очень ограничивали мои обзор; я видел мерцание света, исходившее от реки, которое теперь казалось в два раза дальше, чем когда я смотрел на него сквозь траву на краю обрыва. Я, наконец, пришел к выводу, что вижу участок реки там, где она, прорвавшись сквозь пороги, поворачивала и протекала мимо Бобби и Льюиса. И, успокоившаяся и разгладившаяся, затопленная лунным светом, теряла свой серебристо-полосатый вид.

Я слез вниз, взял лук и стал размышлять, что мне нужно, чтобы устроить засаду на дереве. Я никогда не стрелял с дерева – вообще не стрелял, ни по какой цели. Но вспомнил, как мне кто-то рассказывал, что при стрельбе с дерева следует целиться немного ниже, чем кажется нужным. Я думал об этом, пока обустраивался на дереве.

Я лез вверх и при этом будто инструктировал самого себя: где ухватиться этой рукой? Здесь? Нет, вон там будет лучше, или вот тут, пониже... Когда я залез достаточно высоко, я проделал окно в хвое, оборвав перед собой веточки с небольшими иголочками. Проделать это оказалось несложным – я срывал все, что находилось между моим лицом и отсветами, которые отбрасывала река. Когда я снова прислонился к стволу дерева, передо мной был тоннель, отороченный по краям мохнатыми ветками. Сквозь него я видел песок на краю обрыва. Я буду стрелять в эту дыру; в какой-то степени она даже будет помогать целиться. Обрывая ветки, я вдруг понял, что руководствуюсь совсем новым чувством осязания, которое, наверняка, у меня развилось, когда я карабкался, по стене ущелья. Мне казалось, что я могу определить точную форму и вес того, к чему прикасаюсь, и могу точно и сразу определить, сколько мне нужно затратить усилий, чтобы отодвинуть в сторону или оборвать мешавшую мне ветку. Осознание того, что я сижу на дереве, в темноте, что я жив, не разбился, карабкаясь вверх по вертикальной стене, что я срываю мохнатые ветки, ввергало меня в некое умственное опьянение. Мне было трудно поверить в реальность происходящего; никогда ничего подобного мне не приходилось переживать. Я раскрытой ладонью, очень нежно ощупал кору дерева, сорвал иголку, положил ее в рот, пожевал. У нее был нормальный вкус хвои.

Я немного передвинулся сначала в одну сторону, потом в другую, пытаясь определить, не удастся ли мне занять позицию получше или найти более широкий угол обзора для стрельбы. Мне не хотелось обрывать слишком много веток – мое дерево должно выглядеть естественно, в нем не должно быть ничего необычного, настораживающего; оно должно выглядеть так же, как и все остальные. Я добился того, что смогу стрелять по цели сквозь темный тоннель среди веток, и этого мне было достаточно. Менять свое положение при прицеливании я мог не больше чем на полметра влево или вправо. Чтобы мне удалось в этих условиях убить его, надо было, чтобы он думал так же, как думал за него я. Причем не приблизительно так же, а совершенно точно так же. Мой и его разум должны были слиться воедино.