Джеймс Роллинс - Пещера

— Здорово! — фыркнул Бен. — Мы оказались в логове какого-то сумасшедшего художника!

— Нет, я думаю, это культовое место. Изобразительная составляющая — идолы, статуэтки, рисунки и тому подобное — занимает весьма важное место в религиозных верованиях примитивных культур. Дай мне несколько минут, чтобы как следует рассмотреть эти изображения, и, возможно, я смогу узнать что-нибудь новое.

Словно позабыв о существовании Бена, она перешла к следующему рисунку. А он вдруг ощутил на себе чужой взгляд. Точно так же, как это случалось с ним во сне, тот неотступно буравил его затылок. Бен обернулся.

Старик стоял по другую сторону углубления в полу и смотрел на Бена. Когда их глаза встретились, он кивнул, сел и скрестил ноги на восточный манер, положив посох на колени. Жестом он велел Бену сделать то же самое.

Только усевшись на пол, Бен осознал, до какой степени устали его ноги. Теперь, по обычным понятиям, должен был быть вечер. Поздний вечер. С тяжелым вздохом Бен поерзал, устраиваясь поудобнее. Он распрямил позвоночник, который, как ему сейчас казалось, за сегодняшний день успел завязаться узлом, и расслабился. Он мечтал о большой бутылке теплого пива.

Старик, не произнося ни звука, продолжал смотреть на него напряженным взглядом своих серых глаз. Он, казалось, чего-то хотел. Но чего?

Бен наградил его одной из своих патентованных улыбок, от которых обычно даже крокодил превращался в котенка, но старик, наоборот, нахмурился, а взгляд его стал еще более настойчивым. «Ну и хрен с тобой!» — подумал Бен и позволил своим глазам закрыться. За сегодняшний день он разгадал уже достаточно загадок, чтобы сейчас ломать голову еще над одной. Его подбородок медленно опустился на грудь. Вздремнуть, что ли?

Он оказался в какой-то туманной стране, лишь краешком сознания улавливая негромкие звуки, которые производила Эшли, переползая от одного рисунка к другому. Ему доставляло огромное наслаждение сбросить с себя напряжение и тяготы прошедшего дня, позволить им просочиться сквозь его тело в камень, на котором он сидел.

— Бен! Бенни-бой! Очнись!

Глаза Бена мгновенно открылись. Но какого черта? Он по-прежнему находился в той же самой пещере с каменными колоннами и кроваво-красными плодами, но теперь вместо сгорбленного туземного старика напротив него, скрестив ноги, сидел его собственный дед. Он помахал внуку рукой, покрытой коричневыми старческими пятнами.

Бен осмотрелся. Пещера была пуста. Кроме них двоих, здесь никого не было, даже Эшли. Странно! Он слышал производимые ею звуки, когда она передвигалась и бормотала что-то себе под нос, но сама женщина оставалась невидимой.

— Чего ты таращишься по сторонам, Бенни?

— Где я?

Дед поднял изуродованный артритом палец и постучал им себя по виску.

— Здесь, мой мальчик.

Бен сделал глубокий вдох. Его сердцебиение участилось. Это было каким-то безумием! Его дед и пещера, в которой они находились, стали колебаться, словно тающий мираж, их начала окутывать темнота.

— Эй, парень, ты должен успокоиться, — с укоризной в голосе проговорил дед. — Не гони волну, а иначе у нас ничего не получится.

Бен сглотнул комок. Начиная понимать, что происходит, он заставил себя расслабиться еще больше, позволив теплой волне разлиться по всему телу — от пальцев ног до макушки. Окружавшие его образы сразу же приобрели четкость и краски.

— Вот это другое дело, Бенни! Так-то лучше!

Стараясь дышать размеренно и глубоко, Бен проговорил:

— Ты — не мой дед!

— Конечно нет.

Дед мягко улыбнулся, а потом его лицо, словно восковая фигурка на огне, начало менять свои очертания: глаза раскрылись, брови стали гуще, а на его коленях возник посох с алмазным набалдашником. Перед Беном уже сидел не дед, а старый туземец, который привел их сюда.

— Так я выгляжу на самом деле, — проговорил он. — Меня зовут Мо'амба.

Старик по-прежнему говорил голосом деда, и было странно слышать его, исходящим из уст столь чуждого по внешнему виду существа.

— Но как?.. Почему?..

Бен был растерян до такой степени, что даже не мог толком сформулировать вопросы, роившиеся в его голове.

— Бенни, каждый из нас говорит только на своем языке. Поэтому мне приходится общаться с тобой напрямую, с помощью разума. Твое сознание переводит мои мысли в понятные тебе слова и образы.

— Значит, чтобы предстать передо мной, ты украл память моего деда?

— Это сделал не я, а ты сам. Именно твое сознание избрало образ твоего деда, чтобы придать телесные очертания хари 'хути.