Дэниел Сильва - Исповедник

На протяжении всего рассказа Шамрон, Габриель и Эли Лавон сидели неподвижно, завороженно слушая эту простую и одновременно такую драматичную историю. Отец Донати не поднимал глаз от блокнота. Когда папа наконец закончил, в комнате воцарилась глубокая тишина. Первым нарушил ее Шамрон:

– Вы должны понять, ваше святейшество, что мы вовсе не намерены предавать огласке информацию о встрече в монастыре Святого Сердца или о вашем прошлом. Мы лишь хотим знать, кто и почему убил Бенджамина Штерна.

– Я вовсе не сержусь на вас, господин Шамрон. Независимо от характера этих документов, независимо от вызываемых ими чувств, они должны быть опубликованы и представлены в соответствующем контексте вниманию как историков, так и простых евреев и католиков.

Шамрон положил документы перед папой.

– Предание их гласности не входит в наши планы. Мы вручаем их вам, с тем чтобы вы сами решили, что делать с ними дальше.

Папа посмотрел на бумаги, но мысли его, похоже, были о чем-то другом.

– Он вовсе не был таким уж плохим, наш папа Пий Двенадцатый, каким его изображают враги. Но, к несчастью, не был и таким добродетельным, каким его провозглашают защитники, в том числе церковь. Он молчал, потому что имел на то веские причины. Его удерживал страх – страх перед разделением германских католиков, страх перед гитлеровскими репрессиями по отношению к Ватикану. Он хотел сыграть дипломатическую роль миротворца, но союзники требовали, чтобы он осудил холокост, а Адольф Гитлер желал, чтобы он хранил молчание. Каковы бы ни были причины: ненависть к коммунизму, любовь к Германии, прогерманское окружение, – Пий выбрал курс, выгодный нацистам, и тень этого выбора висит над нами до сих пор. Он стремился быть государственным деятелем, тогда как весь мир нуждался прежде всего в священнике, в человеке в сутане, который во имя Господа, громко и открыто потребовал бы от убийц прекратить злодеяния.

Папа поднял голову и оглядел лица сидевших напротив него Лавона, Габриеля и Шамрона, на котором его взгляд задержался дольше, чем на других.

– Мы должны признать тот неприятный факт, что молчание было орудием в руках нацистов. Благодаря этому молчанию стали возможными облавы и депортации, осуществлявшиеся практически без какого-либо сопротивления. Сотни, может быть, тысячи католиков приняли участие в спасении евреев. Но если бы священники и монахи по всей Европе получили прямые указания или хотя бы простое благословение на сопротивление холокосту из уст своего папы, то куда больше католиков дали бы приют гонимым, а число спасенных было бы намного большим. Если бы еще раньше немецкий епископат выступил против преследований и убийств евреев, возможно, холокост никогда бы не достиг таких масштабов. Пий Двенадцатый знал, что машина смерти запущена и работает на полную мощность, но предпочел держать эту информацию при себе. Почему он ничего не сказал миру? Почему не обратился хотя бы к епископам тех стран, где проводились облавы и депортации? Не поощрял ли он тем самым тех, кто заключил договор зла на берегах итальянского озера?

Папа потянулся к стоящему на столике чайнику, а когда отец Донати наклонился, чтобы помочь ему, поднял руку, словно желая сказать, что уж по крайней мере налить чашку чаю он еще в состоянии. Некоторое время его святейшество задумчиво размешивал молоко и сахар, потом заговорил снова:

– Боюсь, что поведение Пия – это всего лишь один из требующих изучения аспектов войны. Мы должны признать тот неудобный и неприятный факт, что убийц среди католиков оказалось намного больше, чем спасителей. Католические капелланы благословляли немецких солдат, уничтожавших евреев. Они выслушивали их исповеди и допускали их к таинству Святого Причастия. В вишистской Франции католические священники на деле помогали немецким и французским солдатам проводить облавы, обрекая евреев на депортацию и смерть. В Литве иерархи церкви запретили священникам спасать евреев. В Словакии, стране, которой управлял священник, правительство платило немцам за то, что те забирали их евреев в концентрационные лагеря. В католической Хорватии служители церкви принимали непосредственное участие в убийствах. В той же Хорватии францисканский монах по прозвищу Брат Сатана стоял во главе концентрационного лагеря, в котором погибли двадцать тысяч евреев. – Папа замолчал, чтобы сделать глоток чая, как будто желая избавиться от горького осадка, оставленного этими признаниями. – Мы также должны признать тот факт, что уже после войны церковь проявила снисходительность в отношении убийц и помогла сотням из них избежать заслуженного наказания.