Дэниел Сильва - Исповедник

Дверь, как и сказал итальянец, открылась, стоило ему дотронуться до нее. Ланге закрыл ее за собой, задвинул засов и лишь после этого выключил свет. Комната была крохотная, с голым полом и затекшими стенами. На узкой железной кровати, больше похожей на тюремную койку, лежал тонкий матрас. Подушка отсутствовала – только жесткое шерстяное одеяло, сложенное в ногах и покрытое пятнами неизвестного происхождения. Моча? Сперма? Оставалось только гадать. Однажды Ланге пришлось провести две недели в похожей дыре в Триполи, ожидая проводника, агента ливийской спецслужбы, который должен был доставить его в тренировочный лагерь на юге. Впрочем, эта комната имела одно характерное отличие: вырезанное из дерева распятие, украшенное четками и высушенными пальмовыми листьями.

Рядом с кроватью стоял небольшой комод. Выдвинув ящики, Ланге нашел нижнее белье, свернутые черные носки и католический требник с загнутыми страницами. Он не без опаски заглянул в ванную: ржавая раковина с двумя подтекающими кранами, грязное зеркало, в котором почти ничего не отражалось, и унитаз без крышки.

Ланге открыл шкаф. На вешалке болтались два черных костюма, на полу – пара черных туфель, изрядно поношенных, но до блеска начищенных. Туфли принадлежали человеку, привыкшему заботиться о своем внешнем виде. Ланге отодвинул их в сторону и увидел неприбитую половицу. Он наклонился и приподнял ее.

В незатейливом тайнике лежало что-то, завернутое в промасленную тряпицу. Он развернул узелок: пистолет Стечкина, глушитель, две обоймы. Ланге вставил одну обойму и сунул пистолет за пояс. Глушитель и вторую обойму он снова завернул в тряпку.

Кроме оружия, в тайнике обнаружились еще два предмета: ключи от припаркованного возле дома мотоцикла и кожаный бумажник. Ланге открыл бумажник – личный знак сотрудника службы безопасности Ватикана, похоже, настоящий. Он прочитал имя – МАНФРЕД БЕК, ОТДЕЛ СПЕЦИАЛЬНЫХ РАССЛЕДОВАНИЙ – и посмотрел на фотографию. Это была та самая, которую он дал Касагранде в Цюрихе. Разумеется, на снимке был изображен совсем другой человек, но некоторое сходство легко усиливалось несложными средствами.

Манфред Бек, Отдел специальных расследований…

Ланге положил бумажник в тайник, вернул на место половицу и прикрыл ее туфлями. Еще раз оглядел пустую комнату. Комната священника. В памяти неожиданно встала картина из прошлого: кривая мощеная улочка во Фрайбурге, молодой человек в черной сутане, бредущий через поднимающийся с реки туман. Молодой человек пребывал в тяжких сомнениях. Впереди лежало острое, невыносимое одиночество жизни, а ему хотелось славы. Как странно, что дорога, избранная им ради спасения от одиночества, привела к одиночеству еще большему. Как странно, что, избежав судьбы приходского священника, он оказался в этой заброшенной комнате в Риме.

Ланге подошел к окну и открыл створку. В лицо дохнуло влажным ночным воздухом. Примерно в полукилометре находился железнодорожный вокзал. Через улицу – темный, неухоженный парк. По мокрой дорожке шла женщина. В какой-то момент она оказалась под уличным фонарем, и в ее волосах блеснули рыжие пряди. Что-то заставило ее поднять голову и посмотреть на открытое окно. Тренировка? Инстинкт? Страх? Увидев Ланге, женщина улыбнулась и свернула на дорогу.

Ари Шамрон решил не вводить в заблуждение наместника Иисуса на земле. Габриель должен был рассказать ему все, не скрывая ни источники, ни методы. Как человек, которому пришлось отчитываться перед дюжиной премьер-министров, он знал цену хорошей истории, а потому приказал Габриелю вести повествование в хронологической последовательности. Шамрон твердо верил, что грубые и грязные детали, неизбежно присутствующие в нелегком деле добывания информации, зачастую играют определяющую роль в донесении нужных выводов до сознания слушателя – в данном случае до сознания главы Римско-католической церкви.

Все расположились в гостиной. Папа сидел в удобном кресле, сдвинув колени и сложив руки. Отец Донати устроился рядом с ним, держа на коленях раскрытый блокнот. Габриель, Шамрон и Эли Лавон теснились на диване, отделенные от папы и его секретаря низким кофейным столиком и чайником, к которому никто так и не притронулся. Кьяра и Шимон Пацнер остались на балконе. Что касается Франческо Тьеполо, то его миссия завершилась, и венецианец, приложившись еще раз к папскому перстню, сел в черный «фиат», который должен был доставить его в Венецию.