Нельсон Демилль - Собор

Фаррелл шагнул вправо и направил свет фонаря в угол, где сходились две стены. Там виднелась часть кирпичной оштукатуренной округлой башни. Он подошел к ней и снова опустился на колени; протянув руку, нащупал очень маленькую узкую железную дверь, по цвету почти не отличимую от грязного кирпича.

Фаррелл с трудом отодвинул ржавую щеколду и распахнул дверь. Из темноты повеяло знакомым затхлым запахом. Он протянул руку в пустоту и коснулся внутренней кирпичной кладки. Когда же поднес руку к свету и посмотрел на ладонь, увидел сажу.

Он направил свет фонаря в непроницаемую тьму за железной дверью и обнаружил круглое пустое пространство размером, по крайней мере, футов шесть на шесть. Затем посветил пониже, но ничего не смог разглядеть. Осторожно просунув голову и плечи через дверь, Фаррелл поглядел вверх и скорее почувствовал, чем увидел над собой огни небоскребов. Холодный ветер снизу подтвердил, что эта пустая башня – дымоход.

Вдруг глаза Фаррелла остановились на едва различимом выступе в стене. Он навел на него свет. В кирпичную стену было вделано кольцо. Фаррелл несколько раз посветил фонарем снизу вверх и сверху вниз и увидел железные кольца, бегущие к самому верху дымохода. Осмотрев всю башню, Фаррелл вылез, прикрыл ржавую железную дверь и туго задвинул щеколду. Опустившись на деревянную балку на полу, он некоторое время сидел неподвижно, затем покинул низкий маленький чердак и направился к парапету, чтобы позвать Флинна, который стоял внизу.

Тот быстро подошел и остановился под галереей.

– Нашел что-нибудь, Имон?

Фаррелл мгновение колебался, но затем ответил:

– Я видел башню, которая проходит через галерею, – в нее нет входа.

Флинн бросил на него нетерпеливый взгляд.

– Брось мне веревочную лестницу, я сам посмотрю.

– Не надо, не беспокойся. Лучше я сам еще раз все проверю.

Флинн мгновение подумал и сказал:

– Эта башня для чего-то предназначена – надо выяснить, для чего именно.

Фаррелл кивнул:

– Попытаюсь.

Но он уже все выяснил и разработал в уме маршрут для побега, чтобы выбраться отсюда живым, если переговоры сорвутся.

Фрэнк Галлахер выглянул из южного трифория. Все, похоже, заняли свои места. Прямо напротив находился Фаррелл. Салливан, как он заметил, стрелял глазами в сторону Абби Боланд, пост которой располагался в противоположном нефе. Джин Корней и Артур Налти раскладывали костры на чердаке и о чем-то договаривались – без сомнения, о том, как перед смертью трахнуться. Над склепом был пост Пэда – брата Меган, он следил за входом в ризницу. Очень молодой, ему не исполнилось и восемнадцати, но уже тверд, как скала. «За твое искусство, Пэдер, и за судьбу, – подумал Галлахер (он был истинным католиком). – Это выше судьбы. Я построю свою церковь, и никакие врата ада не смогут выдержать ее напор». А поможет автомат «томпсон».

Перед Дивайном и Маллинсом открывается самый красивый вид, подумал Галлахер, но, вероятно, там холоднее всего. Меган, Хики и Флинн носились по всему собору, словно озабоченные хозяева, которые хлопочут перед вечеринкой, продумывая, как рассадить гостей и создать нужную атмосферу.

Фрэнк снял шелковый парадный яркий шарф распорядителя демонстрации и швырнул его на пол. Затем поднял винтовку и навел ее на церковные хоры – в прицел попал Лири, и Галлахер быстро опустил оружие. Он не хотел целиться в Лири, не хотел иметь с ним никаких дел. Он всегда сторонился его, как сторонился темных аллей и заразных больных.

Затем Галлахер взглянул вниз, на заложников. Он получил четкий приказ: «Если они будут уходить из храма одни, без сопровождения, стреляй в них». Вспомнив приказ, Фрэнк пристально посмотрел на кардинала. Так или иначе, он должен обсудить то, что он сейчас делает, лично с кардиналом или со своим духовником. Но позже – когда все кончится и люди поймут, какое славное и достойное дело они осуществили.

Морин наблюдала за передвижениями Флинна по собору. Тот шагал довольно быстро и целеустремленно, о чем-то размышляя на ходу. Она поняла, что он возбужден и доволен собой. Затем она посмотрела на кардинала, сидящего прямо напротив нее. Морин завидовала его спокойствию и твердой уверенности, что он невинная жертва и, возможно, мученик. Про себя и Бакстера сказать так она не могла. Они попали в такое положение отчасти по своей вине, а отчасти потому, что не прислушались к дурным предчувствиям. Это может помешать им противостоять давлению, которому они, по всей видимости, подвергнутся через несколько часов или дней.