Жереми Фель - Волки у дверей

Что сейчас делает? О чем думает? У Бенжамина на глазах выступили слезы, когда он представил себе, каково ей теперь там одной, после того как на нее вдруг обрушился весь этот кошмар, от которого уже не избавиться. Он сидит здесь взаперти и ничем не может ей помочь. Но ведь это не его вина. Вернулся Эрван – он бросил свои трусы на стул, обнажив в свете лампы свое голое тело, сальное и обрюзглое, и тут же навалился на него, прижимаясь к нему так плотно, что между ними не осталось ни капли воздушного пространства. Бенжамин не сводил глаз с обезображенного лица Оливье. Ему казалось, что тот глядит на него, хотя он понимал – этого не может быть. Оливье, в конце концов, удалось сбежать из этого подвала, причем единственно возможным способом. – Франк потерял бдительность, – ухмыляясь, проговорил Эрван. – Вот и поплатился, зато я обещаю – когда натешусь с тобой вдосталь, тебя никто не найдет.

Бенжамин закрыл глаза, чтобы не видеть, что Эрван вытворяет с его телом. Под его натиском, причинявшим боль, которая казалась совершенно невыносимой, он закричал так, что едва не надорвал себе горло. Трупа Оливье уже не было – в пустоте висели только цепи. Бенжамин изо всех сил старался не думать о том, что скоро и он сам исчезнет, когда тело его превратится в сплошное месиво или когда Эрван натешится им сполна. Натан теперь был со своими родителями. Бенжамин представил себе похороны: его родня, большинство товарищей по лицею – все пришли отдать последний долг на могилу, усыпанную цветами. А его там не будет. Заметит ли кто-нибудь, что его нет? Вспомнит ли кто о нем? Будет ли кого-то волновать и его участь?

Эрван приходил к нему почти каждый день – приносил поесть, но только хлеб, йогурты и сыр. Иногда он оставался с ним и наблюдал, но не трогал – сидел за столом и что-то писал или слушал радио, довольствуясь одной только мыслью, что он принадлежит ему всецело. Бенжамин уже перестал умолять, чтобы он его отпустил. Когда он сидит тихо, Эрван избивает его меньше. Иногда парню казалось, что Эрван его обманул, – Франк жив и сидит в тюрьме, а мать пребывает в добром здравии и только волнуется по поводу его исчезновения. Но в таком случае что ей мог рассказать Франк? Этот гад уж наверняка придумал кучу всяких причин, чтобы объяснить его исчезновение. И каждая служила ей утешением. В общей сложности их оказалось восемь человек – лица некоторых были ему знакомы, вот только имен он не помнил. Они хаживали сюда, как в частный клуб, болтали про жизнь в соседней комнатенке, пили пиво и смеялись. А после приступали к тому, ради чего спускались в эту подземную темницу: насиловали и истязали подростка, привязанного к балке. Бенжамин силился не закрывать глаза, чтобы запомнить их лица и тела до мельчайших подробностей на тот случай, если ему все же удастся сбежать отсюда и заявить в полицию. Порой он смирялся с мыслью, что ему уже никогда не выйти живым из этого погреба, что проведенные здесь жуткие часы будут последними в его жизни и что за это время он постепенно забудет все хорошее, что было с ним прежде. А потом он присоединится к остальным – тем, кто прошел тот же путь до него, своим товарищам по несчастью, которые, все как один, ушли из этого мира гораздо раньше и теперь, должно быть, ждут его по ту сторону жизни. И там он, конечно же, встретится с Натаном.

Как-то вечером, подслушав разговор Эрвана и кого-то с женоподобным голосом, он понял, что еще троих подростков: девочку и двух мальчиков – держат где-то взаперти. Правда, один из них недавно умер, и они отвезли его в какое-то место, где обычно прятали трупы. Туда, где теперь истлевает тело Оливье. Туда, где, несмотря ни на что и только благодаря его стараниям, не оказалось тело Натана. На некоторых скотобойнях в округе, кажется, имелись ямы, заполненные кислотой, и живодеры сваливали туда скелеты забитой скотины, после того как лучшие части туш отправлялись в мясные лавки. Может, они избавлялись так и от тел своих жертв? Возможно, они бросали их в такую яму живьем, а потом стояли кружком над этой прорвой и с наслаждением слушали крики жертв и шипение, с каким растворялась их плоть. Неужто и ему суждено сгинуть в этой кислотной прорве?..

Бенжамин только сейчас понял, что ужасу нет предела. Франк стоял, нависая над кроватью, половина его лица была разворочена и заляпана засохшей кровью. Он глядел на него единственным оставшимся глазом. Бенжамин резко вскочил и закричал. Однажды ночью, ворочаясь во сне, Бенжамин почувствовал, как его сознание высвобождается из четырех стен темницы и попадает в пространство, озаренное сверкающими огнями и простирающееся до бесконечности. Вокруг, куда ни глянь, парили сотни продолговатых фигур, заполненных движущимися картинками, и некоторые из них были такими живыми, что к ним было страшно прикоснуться, – вдруг обожжешься. Картинки эти – он понимал это, сам того не сознавая, – были снами – снами тысяч подростков, спящих где-то поблизости. И тут он разглядел их фигуры, растянувшиеся на кроватях, и расслышал их вздохи и шуршание тел под одеялами. Почувствовав внезапное головокружение, он собрался с духом и, проникнув в их сознание, заговорил с ними, предупреждая о близкой опасности и одной лишь силой мысли показывая им лица своих похитителей, чтобы они все хорошенько их запомнили и смогли узнать, если вдруг окажутся рядом с ними.