Виктор Пронин - Ворошиловский стрелок

— Мне так кажется, — уклонялся старик от прямого ответа. — Время лечит.

— Вчера на остановке видела Вадима Пашутина, — сказала Катя без всякой связи с предыдущими словами.

— И что?

— Задерганный какой-то… Похудел.

— Похудеешь, — кивнул старик. — Кто угодно похудеет… Тебя заметил?

— Отвернулся.

— Не подошел, значит?

— А зачем ему ко мне подходить? — удивилась Катя.

— Мало ли… Чтобы извиниться… чтоб на колени пасть, — жестко произнес старик и напрочь отгородился бровями от настойчивого взгляда внучки.

— На колени? — удивилась Катя. — Ты, деда, что-то перепутал. Так не бывает.

— Только на колени, — повторил старик. — Только публично, при людях, при толпе… Только это может его спасти, — промолвил старик неосторожно и тут же спохватился, пожалел, досадливо брякнул ладонью о стол.

— Да? — протянула Катя и долгим взглядом посмотрела на старика. — Ты как-то странно говоришь… От чего это может его спасти?

— От кары.

— Какой, деда? Чьей кары?

— При чем здесь чьей? — раздраженно спросил старик. — Возмездие не бывает чьим-то… Оно всегда… свыше, — с трудом подобрал он нужное слово. — Кара, возмездие, наказание… Они, как невидимое воронье, носятся в воздухе и настигают, настигают, настигают!

— Всех?

— Кого надо.

— А кто решает, кого требуется настигнуть, кого надлежит покарать и когда именно? — Катя явно забавлялась, видя, что старик придает слишком большое значение этому пустому, как ей казалось, разговору.

— Бог, — коротко ответил старик и этим как бы поставил точку. Но, помолчав, добавил: — А поручает он это выполнять надежным людям… И это…. Будешь возвращаться, купи хлеба. Хлеб у нас кончается. Не забудь.

— А знаешь, соседка сказала, — Катя тоже не стала продолжать прежний разговор, — что этот… Игорь, ну, у которого в коленке что-то стрельнуло… Выжил все-таки.

— Это еще неизвестно, — проворчал старик.

— Почему? Его приятели… вроде посетили его в больнице, или с врачом разговаривали…

— Посетили, и ладно, — несколько не в тон произнес старик. — Делов-то… Больного посетить…

— А почему ты говоришь, что еще неизвестно, выживет ли он? Говорят, на поправку пошел…

— Организм выжил, — резко сказал старик. — А выживет ли Игорь — это неизвестно.

— А, — протянула Катя озадаченно. — Вон ты как… Тогда, конечно… А то я как-то не врубилась. — Она встала, поцеловала старика в щеку, махнула рукой уже из прихожей, почти как прежде махнула, и вышла из квартиры.

— Звони! — успел крикнуть старик.

В то же утро полковнику Пашутину по его просьбе принесли и положили на стол копию заключения эксперта, который изучал кусочки металла, обнаруженные в ране у Игоря. Пашутин не занимался этим делом официально, и заключение ему принесли из уважения к должности и опять же по настоятельной просьбе. Вывод эксперта был однозначен — крошки металла являлись частью небольшого взрывного устройства. И на коже были обнаружены следы ожога, и металлические частицы были искорежены и обожжены. Это был микровзрыв, — утверждал эксперт.

Внимательно прочитав заключение, Пашутин тут же набрал номер домашнего телефона. Трубку поднял сын.

— Вадим? Приезжай ко мне.

— Прямо немедленно? — недовольно спросил Вадим. — Отец, видишь ли, в чем дело…

— Через двадцать минут ты войдешь в мой кабинет. Все. — И полковник положил трубку.

Вадим вошел в кабинет через полчаса.

— Гонор показываешь? — спросил Пашутин, взглянув на часы. — Напрасно.

— О чем ты? — Вадим сделал удивленные глаза.

— Когда тебе говорят, что нужно быть через двадцать минут, это значит, что ты должен быть через двадцать минут. Ясно? Не только здесь, везде. Когда ты входишь через тридцать минут, ни о чем серьезном с тобой говорить уже нельзя. Потому что даже небольшое вроде бы опоздание убедительно подтверждает, что человек ты бракованный. Довериться тебе нельзя. Ни в чем. Ты недееспособный.

— Значит, такого родил.

— Нет, родил я нормального ребенка. Но с годами этот ребенок начал усваивать нечто мне чуждое…

— Я это слышал уже много раз. И не намерен выслушивать всю оставшуюся жизнь.

— Твои намерения мы обсудим в другой раз. А сейчас я говорю не о себе и даже не о тебе. Я говорю о законах человеческих взаимоотношений, которые, слава богу, еще действуют в нашем мире. И я своевременно, заранее, пока еще не поздно, докладываю тебе о них. Чтобы потом, когда тебя вышибут отовсюду, ты не делал бы удивленные глаза и не говорил, что отец ничему не научил в жизни и что ты, оказывается, не готов к схваткам.