Виктор Пронин - Ворошиловский стрелок

Борис и Вадим молча стояли в прихожей и смотрели на девицу — они не в силах были произнести ни слова. Столько всего случилось за последние несколько часов, что они напрочь забыли, какой сегодня день.

А была среда.

Старик решил на некоторое время затаиться, лечь на дно. Да и не было у него ни сил, ни злости продолжать отстрел. А кроме того, невнятное криминальное чувство подсказывало ему — не торопись, оглянись, выжди.

И он последовал этому чувству, которое, кстати, есть у каждого из нас, а если и не проявилось у кого-то во всей своей силе и красе, то просто потому, что не было повода.

Было еще одно обстоятельство, которое неожиданно оказалось для него чрезвычайно важным. Его можно было назвать мистическим. Оказывается, и это таилось где-то в глубинах стариковской души, и это было ему свойственно, как, впрочем, и всем нам. В какую-то из бессонных ночей он вдруг осознал, что у его врагов середина недели, среда, вроде как праздничный день. В среду они собираются, пьют шампанское, зазывают девочек на предмет постельных увеселений, причем далеко не всегда спрашивают у них на то согласия…

Ну что ж, подумал старик, криво усмехнувшись в темноте, пусть будет среда.

И на первую свою охоту вышел именно в среду.

Старик видел, как увозили на «Скорой помощи» Игоря, как смертельно бледный Борис вынес на вытянутых руках мосластую ногу приятеля — в этот момент она уже не выглядела ни молодой, ни загорелой. Старик не сожалел о том, что его выстрел оказался столь великодушным. Не сожалел он и о том, что выстрел можно было бы назвать и жестоким… Что сделано, то сделано, и всеми мыслями своими устремился в ближайшую среду.

Во дворе сложилось убеждение, что пострадал Игорь по собственной дурости, что-то взорвалось у него в руках, доигрался, в общем. И каждый раз, когда возникало среди доминошников обсуждение очередной перестрелки в центре города, об убийстве милиционера, банкира или простого киоскера, торговавшего затейливыми презервативами, мужскими и женскими органами и прочими достижениями западной цивилизации, так вот, стоило лишь зайти разговору об этих перестрелках, взрывах, как доминошники пренебрежительно отмахивались, дескать, знаем мы все это, видели.

— А! — восклицал кто-то из них с наигранной досадой. — У нас вон во дворе произошло кое-что похлеще… Кандидат в олимпийскую сборную вошел в квартиру, а через полчаса его вынесли по частям. Не веришь — спроси у ребят!

И хотя Игорь никогда не был кандидатом в сборную, к этому даже и не шло, довод действовал убедительно. Старик слушал эти разговоры молча, иногда вскидывал брови, бросал на говорившего пронзительно синий взгляд и снова опускал голову.

В тот день он видел, как Пашутин входил вечером в квартиру Чуханова, видел, как выходил. Старик насторожился, и сердце его забилось чаще, когда полковник, остановившись на ступеньках подъезда, долго рассматривал окружающие дома, потом медленно и раздумчиво прошелся вдоль дорожки, остро поглядывая вокруг, и только через полчаса направился наконец к своему дому. Старик облегченно перевел дух, хотя и понимал — все только начинается, все впереди.

А Кате стало легче. Ее словно бы отпустило немного. Старик уже не просыпался по утрам от шума воды в ванной. Катя охотно ходила в гастроном, как-то позвонила подруге. А еще через два дня вышла на работу. Но прежней улыбки на ее лице не было, не смеялась она так простодушно, доверчиво и охотно, как раньше, но старик был рад и малым переменам, тем более что менялась Катя все-таки в лучшую сторону.

Прав он был или ошибался, обострился его ум от пережитых потрясений, или рассудок окончательно покинул его, но он объяснял начавшееся выздоровление своим выстрелом. Преступник понес наказание, и ей стало лучше. А когда будут наказаны остальные, она и совсем выздоровеет, станет прежней — в этом старик не сомневался.

— Ничего, Катенька, — говорил он за завтраком, колотя чайной ложкой по вареному яйцу. — Ничего… Помяни мое слово… Через неделю ты себя не узнаешь.

— И что же такое со мной произойдет? На кого же я стану похожей через неделю?

— На себя.

— А сейчас я на себя не похожа?

— Так… Временами.

— Но ты меня узнаешь? — улыбалась Катя.

— Счастливые перемены произойдут, — говорил старик совершенно серьезно, и в его голосе слышались успокаивающие нотки, какие бывают у опытных врачей, которые перевидели в своей жизни всякого.

— А почему именно через неделю? — продолжала допытываться Катя, исподлобья глядя на старика.