Чарльз Маклин - Домой до темноты

Та еще парочка.

— Просто беспокоился, все ли у нее хорошо, Эд? — осклабился Страж, глядя на экран. — Ты «просто беспокоился»… ну да, конечно.

Малый не отстанет. Она понимает, что ему паршиво. «Тебе тяжело?..» Нет, девка просто наслаждается тем, как в два счета захомутала мужика. Она ж не дура, чтоб его упустить. Страж пригубил вино — весьма приличный «Сансер» — и зевнул.

Волной накатила усталость.

Он все не мог решить, в меру ли проголодался, чтобы пойти куда-нибудь перекусить. Холодильник пуст. Прогулка же взбодрит — организм все еще жил по Гринвичу. Если брякнуться в койку сейчас, через пару часов очнешься и промучишься до рассвета, слушая вой полицейских сирен и грохот мусоровозов, что раскрашивают город во все цвета, кроме багряного.

Просто не верится, что еще вчера он ночевал под живой изгородью в холмах Уилтшира. Страж вывел на экран фотографию Гринсайда: роскошный тенистый парк с большим озером, великолепный старинный дом, в котором росла Софи. Жаль ее черную собаку — вон как трюхает по проулку, — но рисковать было нельзя: тварь могла его учуять и зайтись лаем во время загрузки программы. Во рту еще жил вкус карамели, который источал недоуменный взгляд ее тюленьих глаз, подернувшихся пленкой; недурственно, да он не сладкоежка.

Собачью бирку он прикрепил к своей ключнице — в память о хозяйке и чтоб приносила удачу. Она уже помогла. Когда Эд Листер выскочил из дома, Страж благополучно установил в его ноутбук свежего «троянца» взамен того, что после Парижа получил приказ на самоуничтожение. Библиотека в Гринсайде ему понравилась: запах виски и табака, мягкие кресла с потертой обивкой, кожаные переплеты книг — все это напомнило бабушкин дом. На лестнице он прислушался к шорохам в верхних спальнях и подумал о Софи.

В доме Страж пробыл три с половиной минуты.

И все же хорошо вернуться в город. В его отсутствие квартиру пропылесосили, в ванной и кухне ни единого пятнышка — значит, миссис Карас заглядывала по крайней мере дважды. Опрятность трех безликих комнат, скромно разместившихся под крышей, стеклянные перегородки и жестяной потолок приносили успокоение. Как говаривала Грейс, все на своем месте и всему свое место.

Страж сидел в закутке, который и был его домом: здесь подковой стояли соединенные компьютеры, мониторы и другая электронная техника. Спецкомплект, намертво прикрепленный к столам, включал в себя почтовый и файловый серверы, коммутаторы, направлявшие входящий трафик на нужные порты, и неприступную защитную систему, режим которой прописал он сам; это был его пост прослушивания, его кабина, его отсек кибернавта — врата во Вселенную.

Страж прокрутил занудный кусок диалога, где Эд корчил из себя покровителя искусств, — дескать, без всяких условий он поможет с учебой в Париже, ибо верит в ее талант и все такое, — она же вспыхивала праведным гневом и заявляла, что никогда не примет от него милостыни. Что за хрень! У парня деньги, она, по сути, блядь… В чем проблема?

Но дальше началось кое-что интереснее.

Джелена делает рассчитанный ход и сообщает, что кое с кем встречается, и Эд воспринимает это — ну надо же! — весьма болезненно.

озорница: помнишь, я рассказывала о бывшем любовнике, с которым порвала после его переезда в лос-анджелес? так вот, он вернулся, и на днях мы встречались приблуда: понятно… как прошло?

оз: многое нужно наверстать пр: ты спишь с ним?

оз: для этого еще рано, но кто знает… похоже, мы опять будем вместе…

пр: мое чувство к тебе неизменно, ты знаешь оз: эд, пожалуйста… я просто хочу устроить свою жизнь пр: и ты меня любишь, только притворяешься оз: нет, не люблю, я всерьез говорила: это не настоящее… кстати, ты сказал, что я в безопасности. С чего вдруг ты об этом заговорил?

пр: если кто-то хочет меня достать, и выяснится, что мы знакомы оз: ах, вот оно что… ты печешься о своей репутации пр: нет, я хочу сказать, что тебя могут использовать

Страж откинулся на стуле и закрыл глаза.

Он понимал, каково Листеру. Не забыть ту секунду в сетевом разговоре, когда Софи, его принцесса, сказала, что в Англии у нее кто-то есть. Потрясение, боль, ощущение пустоты и небытия, гнев отверженного остались навсегда. Позже выяснилось, что у нее никого нет, но это уже не имело значения.

Вроде бы странно: человек такого ума, как Эд, от которого за милю несет деньгами и властью, увлекся никчемной пустышкой и позволяет себя морочить. Однако ничего удивительного. Самоубийственный флирт деляги не выглядит ни поучительным, ни трагичным.