Иногда из него прямо-таки пер надутый болван.
— Больше чем догадки. Я послал профессору Дервент текст этой его «презентации». Вчера она позвонила, чтобы обсудить материал. После ее рассказа я не спал полночи.
Молчание.
— Ну так просветите и меня.
Учитывая малоприятный характер текста, первоначальная настороженность профессора была вполне понятна. Кэмпбелл объяснил, что работает для ОБСН (Отдел борьбы с сетевым насилием) и расследует случай виртуальной агрессии, а потому вся предоставленная ему информация будет считаться строго конфиденциальной.
— Данных, чтобы безоговорочно объявить его синестетом, маловато, — неуверенно начала профессор. — Однако текстовые образцы нельзя счесть аллюзией или метафорой… Фраза «слова в железной шелухе» — это не риторический троп, а скорее знак невропатического нарушения.
Невропатолога заинтересовало вот что: если в мозгу субъекта восприятие действительно перекрещено и одно чувство порождает другое, то он принадлежит к необычной категории синестетов.
— В различных чувственных парах, — продолжила профессор, — бывает так, что зрение порождает осязательный образ, а слух — восприятие цвета, но крайне редки случаи, когда инициатором или откликом другого чувства становится вкус.
Сыщик понял всю важность этой информации.
Исследования показали: доля синестетов — один человек на сто тысяч населения; шанс, что Страж попал в какую-нибудь выборку, весьма относителен, но коли он оставил в Сети столь характерный «отпечаток», то круг поиска, хотя бы теоретически, значительно сужался. За двадцать пять лет сбора данных, сказала Дервент, случаи, когда вкус порождал вторичное чувство цвета и формы, были наперечет.
В картотеке профессора значились всего лишь три «вкусаря»: две женщины и один мужчина. О мужчине она узнала в самом начале своего исследования, когда регистрировала случаи синестезии на северо-востоке Соединенных Штатов. Ее корреспондентом был сельский врач из Норфолка, Коннектикут, — поселка в предгорьях Беркшир, некогда популярного у светской публики курорта.
Что необычно, субъектом был девятилетний мальчик. Дервент никогда с ним не встречалась и получила его данные лишь в 1990 году — через десять лет после того, как врач потерял его из виду.
От волнения у Кэмпбелла пересохло во рту, когда он спросил имя мальчика, но профессор Дервент не могла его сообщить, поскольку исследование проводилось анонимно; однако она не видела причины, которая мешала бы дать координаты доктора Джоэла Стилуэлла из Норфолка.
Возможно, у него сохранились сведения о «вкусаре».
— Когда собираетесь ехать? — помолчав, спросил Эд.
Кэмпбелл чуть отошел, чтобы Кира не слышала его ответа. Она не любила, когда муж внезапно срывался, оставляя ее с Эми. У них уже произошла крепкая стычка на тему «кому сидеть с ребенком», отменившая разговор, который Кэмпбелл хотел провести до отъезда. Он так и не сказал о своем долге.
Оставалось всего пять дней, чтобы найти всю сумму, прежде чем Пердун остановит часы.
— Я забронировал билет на завтрашний рейс, — тихо сказал Кэмпбелл. — В Норфолке буду во второй половине дня.
— Где Эми? — Кира привстала на локтях.
— Позвоните, когда доберетесь.
Кэмпбелл взглянул на маленький бивуак под бело-зеленым зонтом, где секунду назад играла Эми.
Мгновенно взлетевшая волна паники сникла, когда он обрыскал взглядом пляж и разглядел яркое розовое пятнышко, бродившее среди загорелых тел у края залива.
— Собирает ракушки.
Кэмпбелл прикрыл глаза и глубоко вздохнул — надо же так психовать из-за ерунды! Он одарил жену ободряющей ухмылкой — мол, все под контролем! — и побрел к воде.
— У нас не так много времени, — сказал он в телефон. Эд уже разъединился.
приблуда: мне нужно с тобой поговорить озорница: что еще случилось?
оз: только быстрее, я на работе пр: ничего не случилось, просто беспокоился… все ли у тебя хорошо оз: все нормально, что еще?
пр: вижу, я некстати оз: тебе тяжело, эд?
пр: лишь оттого, что мы говорим первый раз за неделю оз: нам вообще не надо разговаривать… и прошло два дня пр: не волнуйся, я не стану давить на тебя оз: как же не волноваться, мистер
Страж нахмурился и протянул руку к стакану с вином. Нынче же воскресенье, какая еще работа? Она беспрестанно врет ему почти во всем — способ держать на коротком поводке. А малый втюрился так, что ни черта не видит.
Читать дальше