Дмитрий Герасимов - Последняя репродукция

Новый Лосев теперь часами просиживал на скамейке в лобнинском парке отдыха. Почему-то его сюда влекло. Словно какая-то сила из недавнего, но неведомого прошлого приносила его сюда. Он щурился, наблюдая, как лениво скользили лодочки в пруду, как солнце заливало каждый уголок парка, выхватывая разноцветные пары, неторопливо бредущие вдоль огненной кромки воды, как шумливо-радостно вскрикивали дети, гоняясь за разбегающимися мячами. ФотоФедор рисовал дождь. Карандашом в широком блокноте. Она подошла, бросила взгляд на смелые движения грифеля и остановилась в нерешительности. А потом спросила:

– Почему – дождь?

Он обернулся через плечо и так застыл, не отрывая взгляда от незнакомки. Елена повторила вопрос, еще больше смущаясь.

– Не знаю, – ответил ФотоФедор, – наверно, потому, что дождь оставил бы нас здесь одних. Вы бы остались?

И она ответила:

– Осталась…

Потом они долго гуляли по парку, наслаждаясь тем, что им так легко и хорошо вдвоем, испытывая неизъяснимую благодарность и к этим лодкам, и к разбегающимся мячам, и к залитому солнцем воздуху, и к блокноту, в котором ощетинился дождь.

А потом он пригласил ее зайти к своему старому приятелю в фотостудию.

– Он славный малый и небесталанный фотохудожник.

Новый Федор почему-то боялся, что Елена не понравится Виктору, а его друг, напротив, приглянется его невесте. И он почти не ошибся. Виктор прохладно отнесся к его выбору и даже потом пытался отговорить друга от поспешной женитьбы, но и Елена осталась совершенно равнодушна к взлохмаченному фотографу. Казалось, она забыла о нем, как только вышла из студии. Это было восемнадцатое июля…

Виктору хватило ума показать, что он просто «прохладно отнесся» к выбору друга, что он знать не знает Елену. Она тоже, хоть и была удивлена встречей, подыграла ему. На самом деле Камолов был опрокинут и смят. Он задыхался от бешенства и безысходности. Второй раз на пути к его счастью оказывался Лосев! На этот раз – ФотоЛосев! Человек, созданный ИМ САМИМ! Он отказывался верить в такие чудовищные совпадения. Он даже не помышлял мириться с судьбой, потому что сам был полубог. Ведь не этот профан Лобник с цифрами вместо образов в голове, а именно он – Виктор Камолов – способен созидать и вершить человеческие судьбы. Все до единой. Кроме своей собственной…

Спустя пару месяцев он встретил свою ФотоЕлену, возвращавшуюся с работы. Она не поверила ему! Она рыдала, билась в истерике, но так и не поверила. «Ничего удивительного, – размышлял Виктор, – надо только набраться терпения. Скоро ты получишь неопровержимые доказательства, любимая…»

Он уговаривал ее съездить в Склянск и убедиться во всем самой. И однажды она сдалась. То, что ожидало Елену в родном городе, потрясло ее до глубины души. Это не укладывалось в сознании. Она была близка к отчаянию…

Но она поверила Виктору. И еще она поняла, что вот уже несколько месяцев живет с… репродукцией. Такой же, как и она сама. Отныне в ее глазах появилось что-то новое – безнадежное и решительное одновременно.

– Давай попробуем быть счастливыми, – сказала она однажды своему Федору.

– А мы разве не счастливы, любимая? – спросил он в ответ.

Федор бежал по Склянску и ждал, когда сердце разорвется в груди. За последнее время он пережил и выдюжил многое: и страх, и ужас неизвестности. Его едва не лишили жизни. Он был потрясен, узнав, что такое «вторые люди» – «органические дублеры». Он страдал и стонал от отчаяния, потеряв любимую. Но он совершенно не был готов к тому, что у него отнимут и последнее – ЕГО САМОГО, что он сам – РЕПРОДУКЦИЯ… «Лосев, ты знаешь, что такое репродукция? – вспоминал он слова Камолова, сказанные пятнадцать лет назад. – Это не просто копия, а ФОТОКОПИЯ. Она ничтожна и мертва. Она пошла и груба. Она – ТРУД БЕЗ СМЫСЛА, БЕЗ ВДОХНОВЕНИЯ И БЕЗ УСИЛИЙ. Жизнь, Федя, – это только оригинал!»

Через три дня изможденный и почерневший Федор стоял на пороге квартиры профессора Лобника. Тот распахнул дверь и уставился на Лосева, пытаясь сообразить, какие перемены так исказили и состарили его лицо.

– Что вам угодно? – сухо спросил Лобник.

– Я… – Федор замялся на мгновение, – я хотел бы с вами поговорить.

– Об органических фотокопиях? Я полагал, мы поставили на них жирный крест.

– Их оказалось больше, чем я ожидал, профессор…

Лобник уже не бегал по комнате, как в прошлый раз, слушая печальный рассказ Лосева. Он сидел, сняв очки и горестно вдавив глаза в подушки ладоней.