Джеймс Роллинс - Чёрный орден

Пейнтер говорил о честности, но хотел ли он откровенного разговора о состоянии своего здоровья? Приступы, кажется, участились. Пейнтер много значил для Лизы не только потому, что был ее надеждой на спасение. Ей действительно нравился этот человек.

— Пора спать. Наверное, скоро рассвет.

Пейнтер, поддерживаемый за руку, с трудом поднялся с дивана.

— Я в отличной форме, — произнес он.

Не слишком честное заявление. Она довела его до кровати и откинула одеяло.

— Я могу лечь на диване…

— Не будьте смешным, ложитесь. Сейчас неподходящее время для приличий. Мы в лапах у нацистов.

— Бывших нацистов.

— Прекрасное утешение, ничего не скажешь.

С тяжким вздохом Пейнтер прямо в халате улегся в постель. Лиза легла с другой стороны и задула свечи у изголовья. Тени сгустились, но умирающее пламя очага дарило мягкий полусвет.

Лежа спиной к Пейнтеру, девушка сохраняла безопасную дистанцию. Наверное, он почувствовал ее страх и обернулся, чтобы увидеть лицо спутницы.

— Если мы умрем, — прошептал он, — то умрем вместе.

У Лизы встал комок в горле. Не такие слова ободрения хотела она услышать, и все же ей стало спокойнее. Честность, прозвучавшая в словах, даже сам голос подействовали лучше пустых уверений в безопасности. Она верила Пейнтеру. Придвинувшись ближе, Лиза нашла его руку, и их пальцы сплелись. В рукопожатии не было ничего сексуального — просто прикосновение людей, ждущих поддержки друг друга.

Он крепко сжал ее ладонь, стараясь вселить в Лизу покой и уверенность. Девушка придвинулась к нему ближе, и Пейнтер повернулся, чтобы обнять ее. Лиза закрыла глаза, не надеясь, что сможет уснуть. Однако в объятиях Пейнтера тут же провалилась в безмятежный сон.

22 часа 39 минут

Копенгаген, Дания

Грей посмотрел на часы. Прошло больше двух часов с тех пор, как он вместе с Фионой спрятался в подсобном помещении аттракциона под названием «Шахта»: тележки разъезжали среди макетов кротов, которые сооружали фантастические подземные лабиринты. Одна и та же беспрерывно повторяющаяся мелодия превратилась для Грея и Фионы в китайскую пытку.

Смешавшись с толпой посетителей Тиволи, они отправились в путешествие по «Шахте», изображая папу с дочкой. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, выбрались из тележки и залезли в служебную каморку, скрытую за вертящейся дверцей со строгой надписью «Не входить». Так и не доехав до конца «Шахты», Грей мог только предположить, чем заканчивался аттракцион: наверное, кроты-монстры попадали на больничные койки с силикозом легких, профессиональным заболеванием шахтеров.

Лихой мотивчик повторялся снова и снова, тысячи раз. Возможно, он не столь ужасен, как неотвязная песенка Диснейленда, но так же назойлив.

Сидя в тесной каморке, Грей раскрыл на коленях Библию Дарвина. Одну за другой он просматривал страницы с помощью фонарика, ища ключ к разгадке ее притягательной силы. Нескончаемый мотивчик вызывал сильную головную боль.

— У тебя есть оружие? — спросила Фиона, забившаяся в угол. — Если есть, пристрели меня скорее.

Грей вздохнул:

— Осталось потерпеть еще час.

— Я больше не могу.

Он решил дождаться закрытия парка. Наверняка все выходы из Тиволи сейчас находятся под наблюдением. Единственная возможность — улизнуть из парка, затерявшись в гуще толпы, когда в полночь публика начнет расходиться. Грей все бы отдал, чтобы узнать, прилетел ли Монк, но мобильный в каморке не работал — не было связи. Придется самим добираться до аэропорта.

— Откопал что-нибудь в Библии? — спросила Фиона.

Грей покачал головой. Его заинтересовало только династическое древо Дарвинов, нарисованное на обороте обложки. На остальных хрупких страницах не было ничего, что могло бы привести к разгадке. Обращали на себя внимание лишь несколько небрежных рисунков, сделанных от руки, и одна и та же надпись, повторяющаяся во многих местах. Грей занес в блокнот символы, нарисованные на полях Библии рукой Чарлза Дарвина. Хотя, возможно, и не Дарвина, а другого ее владельца.

— Тебе это ничего не напоминает?

Фиона вздохнула, расцепила руки, сложенные на груди, наклонилась и без интереса взглянула на надпись.

— Птичьи следы, — ответила она. — Стоило ради этого убивать мою бабушку!..

Грей закатил глаза, но промолчал. Настроение Фионы испортилось. Когда она злилась, то нравилась ему гораздо больше. Во время вынужденного заточения в тесной каморке девушка ушла в себя.