– Вы утверждаете, что вампир с Лестер-Сквер – литовский ботаник-экспериментатор? – Давенпорт поднялся и пошел к двери, явно расстроившись. – Вы что думаете, я абсолютный тупица? Меня осаждает телефонными звонками Альберт Фридрих, отец Капистрании, который, да будет вам известно, проводит эти выходные в доме австрийского посла, где будет пить чай не с кем-нибудь, а с самим Георгом Шестым. В субботу утром я увижусь с министром внутренних дел. Мне нужно, чтобы вы представили свои мысли о ходе расследования в письменном виде не позже шести вечера завтрашнего дня. И изложите мне рациональные выводы, а не эти ваши психологические, сверхъестественные домыслы. – Он захлопнул за собой дверь.
Брайант запихнул растение в верхний ящик своего стола.
– По-моему, все прошло довольно гладко, как ты думаешь?
– Честно говоря, я так не считаю. Ты пришел к каким-либо выводам?
– Ясно как день: наш парень – сумасшедший. Тот, кто до такой степени ненавидел Капистранию, что ее изувечил, тот, кто убил Сенешаля на глазах у его коллег, кто до смерти изрезал случайного человека лишь потому, что тот был родственником члена труппы. Когда подвернется случай, проверим мотоцикл на отпечатки, но в результате, честно говоря, сомневаюсь.
– На нем были перчатки.
– Тогда остается греческий аспект всего происшедшего. Что напоминает мне: нам следует выяснить, кто всучил Закарии Дэрвеллу цветок.
– Какой цветок?
– Шелковую гвоздику. Стэн Лоу утверждает, что никогда прежде не видел мальчика с цветком в петлице. Это было не в его стиле. А эти цыганки на Пикадилли не суют их, когда проходишь мимо? Я уверен, что сейчас их не делают из шелка, разве что кто-то режет на куски парашюты. И тогда остается дело с флейтой.
– Ты меня полностью запутал, – признался Мэй в замешательстве.
– Антон Варисич остановил оркестр, когда произошел инцидент, но его первая флейта издала пронзительную тревожную ноту. А дело-то все в том, что двоих исполнителей на духовых, и один из них – флейтист, утром на месте не оказалось; тогда кто вывел эту ноту?
– Артур, я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я пытаюсь тебе объяснить, – ответил Брайант, – но, наверное, мне стоит сначала самому убедиться, что я прав. Пока я этим займусь, у тебя будет время поразмыслить над тем, почему Давенпорт так печется о том, чтобы это не попало в газеты.
– Наверное, не хочет выставлять отдел в идиотском виде.
– О существовании отдела никто не знает, – ответил Брайант. Он повысил голос. – Входите, мистер Бидл. Не стоит топтаться за дверью.
У Бидла был вызывающий вид.
– Я не подслушивал, – тут же выпалил он, подтвердив обратное. – Я пришел повидаться с вами. – И осторожно позволил себе зайти в загроможденный кабинет.
Брайант бросил на своего напарника вопросительный взгляд.
– Что у тебя на уме?
У Бидла так туго был завязан галстук под воротником, что казалось, тот его душит.
Мэй снова вытянулся на стуле.
– Почему ты не садишься, Сидней? – поинтересовался он.
Молодой человек неуклюже повертел головой, глядя по очереди на каждого из детективов.
– Я хочу перевестись из отдела, мистер Брайант.
– Ты же только что пришел сюда. Можем ли мы узнать – почему?
Бидл замялся.
– Не верю, что подхожу к такого рода деятельности.
– А не мог бы ты выражаться точнее? – спросил Мэй, понимая, к чему тот клонит.
– Мистер Мэй, моя цель заключалась в том, чтобы попасть в министерство внутренних дел через лондонскую полицию, заниматься серьезными вещами, и я полагал, что добьюсь этого, работая у вас в отделе. Я знал, что отдел тяжких преступлений расследует только убийства. Меня поставили в известность, насколько ваш отдел отличается от прочих, где в текущий момент требуются сотрудники. Но я понятия не имел, что трудовые навыки будут столь… столь отличны от тех, какими они должны быть.
На лице Мэя отразилось то, что, как он очень надеялся, можно было принять за удивление.
– Тебя не затруднит привести какой-нибудь пример?
– Не соблюдаются даже самые основные процедуры. Возьмите надзор за уликами. – Бидл начал распаляться. – Меня учили постоянно контролировать улики с места преступления, начиная с момента регистрации даты их нахождения до представления на суде, с ведением исчерпывающих записей на протяжении всего процесса. Мистер Брайант идет в лабораторию к мистеру Ранкорну, покрутится там и выносит все, что ему заблагорассудится. Почти никогда даже не обеспечивает их сохранность. Когда я напоминаю ему о протокольных правилах, он кричит на меня или посмеивается.
Читать дальше