Кристофер Фаулер - Темный аншлаг

– Подождите. – Трубку положили и через тридцать секунд снова подняли. – Странная вещь. Он сказал, что пациент – мужчина, возможно получивший серьезную травму, и мог быть принят без имени. Я пытался ему помочь, но не знал, где начать поиски. Что я мог сказать? На тех, кто поступает в клинику на постоянное лечение, заводят историю болезни. Она содержит множество документов. Похоже, мистер Брайант надеялся, что у нас лежат жертвы войны, потерявшие память или по меньшей мере свое удостоверение личности. Я сказал ему, что если они и лечились у нас, то к этому времени уже умерли. Боюсь, он стал вести себя довольно оскорбительно.

– Да, за ним это водится, – сочувственно ответил Мэй. – Но вы были в состоянии помочь ему?

– Послушайте, я действительно не уверен. Мы здесь очень заняты.

Доктор Ли не рискнул признаться собеседнику, что один из его пациентов только что устроил пожар в женском туалете, а потом заперся в кабинке, угрожая проглотить язык, если не будут выполнены его требования. А поскольку требовал он восстановления Великой индийской изгороди [10] Живой забор из деревьев и кустарников протяженностью 2300 миль, пересекавший Индию в середине XIX в., отделяя районы, где добывалась соль, от районов, куда соль приходилось возить. Также назывался внутренней таможенной границей (на которой англичане взимали налог на соль). и встречи с покойным певцом Фредди Меркьюри, дабы обсудить скрытый смысл его стихов, всему персоналу заведения предстоял долгий день.

– Он ходил по больнице, расспрашивал медсестер, – нетерпеливо ответил врач. – Хотел узнать, когда к нам поступали разные пациенты, как долго они лечились, все в таком роде. Но не думаю, что мы могли ему помочь.

– Отчего же? – спросил Мэй.

– Ну, когда мой персонал попытался ответить на его вопросы, он их проигнорировал и направился к кому-то в палату.

– Вы не знаете – к кому?

– Не представляю. Но он делал пометки в каком-то списке.

Альма Сорроубридж опустила швабру и странно на него посмотрела. Она оставалась единственной женщиной в Бэттерси, кто по-прежнему мыл крыльцо своего дома, и гордилась этим.

– Что еще за список? – спросила она.

– Список людей… пациентов. Что-то связанное с клиникой Уэзерби. Возможно, он в его комнате.

– Я продезинфицировала его этаж, но оставила все как было, – печально сказала она. – Не могу заставить себя что-нибудь выкинуть. Там полно коробок.

– Прекрасно, в них я и покопаюсь, – ответил Мэй.

Альма скрестила на груди руки.

– Их там семьдесят две.

– Господи, куда вы их все сложили?

– Я старая женщина, мистер Мэй, у меня нет сил передвигать вещи с места на место. Они там, где он их оставил, в подвале. Кроме того, я сдавала мистеру Брайанту жилье и до, и после войны. И не собираюсь рыться в его вещах сейчас, когда он отправился на небеса.

– Вы не против, если я быстро их просмотрю? – спросил Мэй.

– Думаю, нет, – шмыгнула носом Альма, – но помните, – указала она жирным пальцем на потолок, – он по-прежнему за вами наблюдает.

– Он вечно следил за тем, как я работаю. Проводите меня к коробкам.

Мэй провел несколько бесплодных часов за разбором бумаг и документов. Увы, их ассортимент вполне отражал сумбур, царивший в воображении Брайанта. Мужчины подвержены искушению что-нибудь коллекционировать. Брайант собирал книги, газеты и журналы, иллюстрировавшие несколько десятилетий его беспорядочной жизни. Пока Мэй рассматривал старые фотографии, забавные газетные вырезки, глубокомысленные монографии лишенных лицензии адвокатов, эксцентричных исследователей и психически неуравновешенных профессоров, ему пришло в голову, что из этого вряд ли выйдет толк. Шестьдесят лет бессвязных воспоминаний – просто чересчур много материалов пришлось бы расшифровывать.

Тонкое, как бумага, облако моли вылетело из коробки, хранящей не что иное, как бритвенные лезвия. Еще в одной – несколько сотен ключей, в третьей – пакетики с семенами и лотерейные билеты.

Мэй поднялся с колен и стряхнул с брюк пыль. Возможно, Брайант выбросил список. Он точно знал, что перед смертью его напарник посетил еще одно место. Архив театра «Палас».

Он вытащил мобильный телефон и позвонил, чтобы договориться о встрече. Несмотря на неопределенность, надо действовать. Реальное действие – единственное средство не сойти с ума.

Доктор Ранкорн уже велел дирекции театра «Палас» держать с утра двери закрытыми для публики. Ему совсем не хотелось, чтобы посетители затоптали те улики, что еще остались на ярко-красных коврах, застилавших фойе.