Майкл Роботэм - Подозреваемый

– Вы обвинили мужа в том, что он сексуально домогался Бобби.

Она пожимает плечами.

– Я только зарядила ружье. Стреляла не я. Это сделали такие, как вы. Врачи, социальные работники, учителя, адвокаты, благожелатели…

– И мы все неправильно поняли?

– Судья так не думал.

– А как думаете вы?

– Я считаю, что иногда можно забыть о том, что есть правда, если довольно часто слышишь ложь. – Она протягивает руку и нажимает на кнопку звонка над головой.

Но я еще не готов уйти.

– Почему ваш сын ненавидит вас?

– Мы все в конце концов начинаем ненавидеть своих родителей.

– Вы чувствуете себя виноватой.

Женщина сжимает кулаки и смеется низким смехом. Хромированная штанга, удерживающая пакет с морфием, качается из стороны в сторону.

– Мне сорок три года, и я умираю. Я плачу за все, что сделала. А вы можете сказать то же о себе?

Приходит медсестра, раздраженная тем, что ее потревожили. Один из проводов монитора выпал. Бриджет поднимает руку, чтобы его подсоединили. Тем же жестом она велит мне уйти. Разговор окончен.

Снаружи стемнело. Я иду к парковке по освещенной дорожке между деревьев. Вытащив из сумки термос, я жадно отхлебываю из него. Виски теплый и обжигает горло. Я хочу продолжать пить, пока не перестану чувствовать холод и видеть, как дрожит моя рука.

Мелинда Коссимо открывает дверь неохотно. Такие поздние посетители редко сулят что-то хорошее социальному работнику, особенно в воскресенье. Выходные – время, когда семейные конфликты обостряются, а злость закипает. Жен избивают, дети убегают из дома. Социальные работники с нетерпением ждут понедельника.

Я не даю ей заговорить первой.

– Меня ищет полиция. Мне нужна твоя помощь.

Ее широко раскрытые глаза моргают, но в общем она реагирует спокойно. Ее прическа небрежна: несмотря на большую черепаховую заколку, отдельные пряди выбились и ластятся к ее щекам и шее. Закрыв дверь, она отправляет меня наверх, в ванную. Ждет за дверью, пока я передаю ей одежду.

Я протестую, ссылаясь на спешку, но она не обращает внимания на мое нетерпение. Стирка нескольких вещей много времени не займет, утверждает она.

Я смотрю на обнаженного незнакомца в зеркале. Он похудел. Это случается, если не есть. Я знаю, что скажет Джулиана: «Почему я не могу похудеть так легко?» Незнакомец в зеркале улыбается мне.

Я спускаюсь вниз в халате и слышу, как Мел вешает трубку. Когда я подхожу к кухне, она уже открыла бутылку вина и наливает два бокала.

– Кому ты звонила?

– Так, никому.

Она устраивается с бокалом в большом кресле. Вторая рука покоится на книге, лежащей обложкой вверх на подлокотнике. Торшер над головой освещает ее лицо, оставляя в тени глаза и придавая губам резкий изгиб.

Этот дом всегда ассоциировался у меня со смехом и весельем, но теперь он слишком тих. Над каминной полкой висит одна из картин Бойда, другая – на стене напротив. Стоит фотография: он на своем мотоцикле на трассе ТТ на острове Мэн.

– И что же ты натворил?

– Полицейские думают, что я убил Кэтрин Макбрайд, наряду с другими.

– С другими? – Ее брови изгибаются, как тетива лука.

– Ну, с одной «другой». Бывшей пациенткой.

– И сейчас ты скажешь мне, что ничего плохого не делал.

– Нет, если глупость не считается преступлением.

– А почему ты в бегах?

– Потому что меня хотят подставить.

– Бобби Морган.

– Да.

Она поднимает руку.

– Больше ничего не хочу знать. У меня и так неприятности из-за того, что я показала тебе документы.

– Мы ошиблись.

– Что ты имеешь в виду?

– Я недавно говорил с Бриджет Морган. Не думаю, что отец Бобби домогался его.

– Она тебе это сказала?!

– Она хотела развестись с ним. Он не соглашался.

– Он оставил предсмертную записку.

– Всего одно слово.

– «Прости».

– Да, но за что?

Голос Мел звучит холодно:

– Это старая история, Джо. Оставь ее в покое. Ты ведь знаешь неписаный закон – никогда не возвращаться назад, никогда не открывать дело вновь. Вокруг меня и так полно адвокатов, заглядывающих через плечо, и без еще одного чертова судебного разбирательства…

– А что стало с записками Эрскина? Их не было в деле.

Она колеблется.

– Возможно, он попросил, чтобы их изъяли.

– Зачем?

– Возможно, Бобби захотел посмотреть дело. Он имеет на это право. Опекаемый может прочитать записи ведущего социального работника и некоторые подробности заседаний. Заключения третьих лиц, вроде записок врача и отчетов психолога, – дело другое. Чтобы предоставить к ним доступ, нам нужно разрешение специалиста.