Стюарт Харрисон - Улыбка Афродиты

– Ты знаешь, что это за музыка? – спросил я.

– Да, народная песня, – ответил он. – О молодом пастухе, который полюбил прекрасную девушку. В деревню приехал чужестранец и похитил его возлюбленную. Сердце пастуха разбилось.

Я так и не понял, говорит он серьезно или шутит. Димитри стоял в тени, и я не видел выражения его лица. Мне показалось, или он действительно намекал на Алекс? А чужестранцем был я?

– А что было дальше?

– Между ними происходит поединок. Один из них погибает.

С замиранием сердца я чуть слышно спросил:

– Кто?

Секунду он смотрел на меня, а затем едва заметно пожал плечами:

– Не помню.

Словно услышав намек, музыка резко оборвалась. Димитри молча прошел мимо меня в дом.

Утром, как только начало светать, я встал у штурвала и вывел «Ласточку» в открытое море. Мы ненадолго задержались в Киони, заглянув в прокат снаряжения для подводного плавания – там мы захватили несколько баллонов для акваланга, – а затем продолжили свой путь на юг. Когда мы подходили к заливу Пигания, уже вовсю припекало, хотя все еще стояло утро. Крутые скалы, окружавшие залив, прикрывали большую его часть от солнца. Вода была темно-зеленой и совершенно неподвижной.

Встав на якорь, мы вытащили на палубу наше подводное снаряжение. Много лет назад, во время отдыха на Мальте, я прошел пятидневный курс по нырянию с аквалангом, но с тех пор ни разу не погружался под воду. Дело в том, что сначала я загорелся дайвингом, но вскоре обнаружил, что этот вид спорта мне не особенно интересен: новизна ощущений, когда плаваешь среди разноцветных рыбок, быстро пропала, и с того момента я главным образом осматривался, остерегаясь акул, и проверял кислородный баллон.

Тем не менее я вызвался идти под воду первым. Димитри напомнил мне, как проверять клапаны кислородных баллонов и следить за тем, чтобы воздух легко проходил через загубник. Освежив в памяти эти навыки, я натянул гидрокостюм.

На картах отмечалось, что глубина залива везде приблизительно одинакова – от пятидесяти до шестидесяти футов, и только в четверти мили от берега начинался откос. Мы планировали методично осмотреть дно залива до самого откоса, предполагая, что, если отец и Коль что-то нашли, оно все еще должно оставаться на дне. Если наши расчеты были верны, то в скором времени должен был появиться Хассель.

Когда я приготовился к первому погружению, Димитри протянул мне линь и велел привязать его к моему спасательному жилету.

– Если случится что-нибудь непредвиденное, дернешь два раза. Вот так! – И он продемонстрировал сигнал, сделав два резких рывка. – Тогда я вытяну тебя наверх.

– Ну а если у тебя возникнет что-то непредвиденное здесь, наверху, сделай то же самое.

Моя безопасность зависела от него. Я чувствовал себя не очень уверенно, понимая, что, если что-то случится, мне придется рассчитывать на помощь Димитри, и старался не вспоминать о нашем разговоре прошлой ночью. Однако если он и догадался, о чем я думаю, то не показал виду.

– Если что-либо найдешь, привяжи линь, чтобы был ориентир.

В конце концов я спустился в воду и прополоскал маску. Димитри наблюдал с лодки, как я вставил загубник и начал дышать воздухом из баллона. Я показал ему оба больших пальца, затем открыл клапан, чтобы выпустить лишний воздух из жилета, и быстро ушел под воду.

Несколько минут я плыл у поверхности, привыкая к звуку собственного дыхания и вкусу резины. На Мальте мне всегда хотелось вытащить загубник изо рта. Наверху вода была чистой и пронизанной солнцем, но, когда я поглядел вниз, она показалась мне темной и почти непроницаемой. В голове зашевелились мысли, что там, внизу, может таиться опасность. Сердце бешено заколотилось, и дыхание сильно участилось. Я велел себе успокоиться и дышать помедленнее.

На глубине десяти-двенадцати метров я задержался, оглянувшись на «Ласточку». Привязанный к жилету линь успокаивающе тянулся за мной, как пуповина, надежно связывавшая меня с лодкой. Каменистое дно подо мной прорезали долины и овраги, мрак которых пронизывал только луч моего фонаря. Я опустился еще метров на пять. Вокруг меня кружились стайки рыб, некоторые не больше моего пальца, другие килограммов по пять или больше. Водоросли – в основном коричневые, зеленые и желтые – причудливо колыхались от подводного течения.

Если не принимать во внимание гром моего дыхания, этот мир безмолвствовал, и я был в нем явно чуждым элементом. Мой страх сдерживался только усилием воли, и каждый раз, когда я улавливал в поле зрения какое-либо движение, сердце начинало учащенно биться. Я взволнованно озирался вокруг, направляя луч фонарика во все стороны и неизменно ожидая появления какого-нибудь чудовища из «Челюстей».