Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

Теперь, попятившись, я рассмотрел узоры на кафельной стене.

Это были нарисованные кровью буквы, составлявшие фразу. В качестве кисти убийца использовал член жертвы.

Высокими прописными буквами было выведено:

Почерк был тот же, что в исповедальне. И я был уверен, что послание опять адресовано мне.

Я гнал на полной скорости прочь от Безансона. Мозг сверлила одна мысль: убийца может искупить свои преступления только кровью. Отныне вступает в силу закон возмездия. Око за око, кровь за кровь.

В уснувшей деревне я заметил телефонную будку. Я остановился и связался с безансонской жандармерией. Анонимный звонок. Новое имя в списке убитых. Почти рутина.

Потом помчался дальше.

Я был в полубреду. Дьявол хочет, чтобы я шел по его следу – я, и только я. «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА». И он ждет меня где-то в долине Юра. Дьявол, который заботится о своих подопечных и мстит за них самым ужасным образом, а теперь еще убрал Сарразена, слишком любопытного следователя.

Скорее в гостиницу.

Комната, укромное место под замком, – и молиться, молиться за душу жандарма, а может быть, немного поспать. Я заметил у дороги здание с отключенной неоновой вывеской наверху. Я сбавил скорость. Это действительно была гостиница, вся увитая диким плющом. Одна-две звезды, для коммивояжеров.

Я разбудил хозяина и заставил проводить меня до самого номера. Скинул одежду и нырнул под душ, а потом в полумраке молился в одном нижнем белье. Я молился за Сарразена. Но прогнать свои сомнения до конца так и не смог. Несмотря на его страшную гибель, несмотря на наши добрые отношения, я все же подозревал, что жандарм был не во всем честен. Та самая треть вины…

Я продолжал молиться с удвоенным пылом, стоя на вытертом ковре. Через какое-то время у меня заломило колени, и только тогда я нырнул в постель, погасил свет и дал волю своим беспорядочным и лишенным логики мыслям.

Подобно цветным стеклышкам в калейдоскопе, в моем сознании возникали все новые и новые вопросы без ответов, что лишь усиливало беспокойство.

Потом всплыла тема Манон, которая заполнила все мои мысли. Я сосредоточился на ней, чтобы отгородиться от других загадок. Если она была на самом деле жива, какая у нее могла быть жизнь?

Постепенно я переключился с Манон на Люка. Продвинулся ли он в своем расследовании дальше меня? Нашел ли он Манон, живую, двадцатидвухлетнюю? Не это ли открытие толкнуло его на самоубийство?

Я проснулся на рассвете.

8 часов 30 минут

Я оделся и засунул свои вчерашние шмотки на дно рюкзака. Затем спустился в пустой ресторан гостиницы, чтобы выпить кофе, и бросил взгляд на утренние газеты. Об убийстве Бухольца и Мораза – ничего. Отсюда до Лурда около тысячи километров. Ничего и о Сарразене – слишком рано.

День передышки, и можно попытаться реализовать некоторые задумки.

Вернуться к истории спасения Манон.

Через полчаса я притормозил перед пожарной станцией в Сартуи. Голубое небо, белые облака. Все казалось спокойным. Новость о смерти Сарразена сюда еще не дошла. Никто не болтал во дворе, никто не говорил по мобильнику с выпученными глазами.

Просто обычная суббота, как любая другая.

Дрожа от холода, я обошел главный ангар. В правом крыле молодой человек с «ежиком» без энтузиазма поливал из шланга цементные плиты. Я окликнул его. Чтобы прекратить потоп, он выключил воду, что удалось ему не с первого раза, потом спросил фальцетом, устремив взгляд на мое удостоверение:

– Это по какому делу?

– Старая история, Манон Симонис. Утонувшая девочка, ноябрь восемьдесят восьмого года. Я ищу спасателей, которые достали тело.

– Для этого вам надо повидаться с начальником, он…

– В чем дело?

За спиной юнца появился крепкий мужчина. Лет пятьдесят, что хорошо было видно по его лицу, волосы в беспорядке, нос картошкой. На погонах блестели серебряные галуны.

– Майор Матье Дюрей, – сказал я воинственным тоном. – Я расследую убийство Манон Симонис.

– Чего ради? Срок давности давно истек.

– Появились новые факты.

– Вот те на. Какие?

– Не могу сказать.

Я чувствовал, что в любой момент могу засыпаться, но мне во что бы то ни стало нужна была информация. Остальное не имело значения. Офицер нахмурил брови. Тысячи морщинок разбежались от его глаз. Он заинтригованно спросил:

– Почему пришли к нам?

– Я хотел расспросить спасателей, которые участвовали в спасении ребенка.