Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

Наконец вершина холма.

Еще шаг, и мне открылась перспектива.

Он был здесь, под деревом.

Огромный, в защитного цвета накидке с капюшоном, невидимый снизу.

Стоя на одном колене, он менял оружие или перезаряжался. Великан. Под накидкой свыше ста пятидесяти кило веса. Толстяк, который уже два раза вставал на моем пути. В тупике, в Катании, и на лестнице в Ватикане.

Я сделал большой круг и снова вернулся к нему, но уже сзади. Я был всего в десяти метрах от него. Он свинчивал глушитель с винтовки. Должно быть, ствол был очень горячий. Он то хватался за него, то снова отпускал.

Три метра. Метр… В этот момент – по-видимому, под влиянием какого-то шестого чувства – он начал оборачиваться, но я не дал ему завершить движение. Я упал на него сверху, левой рукой сжав толстяку горло и заведя нож ему под подбородок.

– Брось винтовку, – выдохнул я. – Иначе, клянусь, рука у меня не дрогнет.

Он не шевелился. Повиснув на нем сзади, я вообразил, будто заваливаю быка, и на добрый сантиметр вдавил лезвие ножа ему в шею. Нож утонул в жирной плоти, не прорезав ее:

– Брось винтовку, чертов ублюдок… Я не шучу!

Он все еще колебался, потом отбросил оружие на метр от себя. Не совсем надежное расстояние. Я прошептал:

– Теперь ты тихонько повернешься и…

Что-то сверкнуло у него в правой руке, описав дугу. Я увернулся. Нож из экипировки коммандос просвистел в пустоте. Я надавил коленом ему на почки, вынудив его выпрямиться. Он снова пустил в ход клинок, пытаясь достать меня слева. Мне опять удалось избежать удара, отклонившись назад и упершись пятками в землю.

Он попробовал повернуться. Силища у него была фантастическая. Новый замах, теперь сверху. На этот раз он зацепил мне плечо. Я вскрикнул и рефлекторным движением всадил нож ему под правое ухо. До самой рукоятки. Фонтан артериальной крови прорезал небо.

Гигант наклонился вперед, перевалился с одного колена на другое. Не вынимая ножа, я сделал движение мясника, отрезающего голову быку. Кровь залила мне руки, обдав жаром и без того горящую кожу. Плоть моего убийцы смыкалась вокруг клинка в отвратительном засосе, обволакивала его на манер подводного моллюска.

Подскочив, он встал на подошвы, и ему удалось приподняться, но он тут же завалился назад. На меня обрушились все его сто пятьдесят кило, и у меня перехватило дыхание.

Я потерял сознание, но тут же очнулся, вдавленный в грязь. Моя ладонь по-прежнему сжимала рукоятку ножа. Убийца бил ногами и руками, как гигантский спрут, заливая меня кровью.

Я задыхался. Через несколько секунд я перестану соображать, и это будет моим концом. Мне пока не удалось достигнуть желаемого – довести разрез до его левого уха. Помогая себе второй рукой, я завершил дело.

Потом, отталкиваясь спиной и локтями, я сделал последнюю попытку освободиться. Наконец толстяк качнулся в сторону. Он опять замахнулся, пытаясь достать меня снова, но в руке у него ничего не было. Он два раза перевернулся и, скатившись по склону на несколько метров, запутался в складках своей накидки.

Я выбрался из грязи и прислонился к дереву, чтобы передохнуть. Воздух не шел в легкие, горло перехватило, голова кружилась. Внезапно все мое нутро перевернулось, и меня вырвало у подножия дерева. В висках бешено стучала кровь. Лицо покрывала ледяная испарина – предсмертная испарина.

Не помню, сколько я простоял на коленях. В совершенном изнеможении, в полной прострации. Наконец я поднялся и посмотрел на мертвеца. Он лежал на спине со скрещенными руками в пяти метрах от меня. С откинутым капюшоном, открывающим круглое лицо, обрамленное короткой бородой. Рана на шее походила на ожерелье, черное и ужасное. Рукоятка моего ножа при падении отломилась.

Под громкий стук крови в висках я вдруг сделал открытие.

Этого я тоже знал.

Ришар Мораз, первый подозреваемый в деле Манон Симонис.

Тот человек с кроссвордами. «Еще увидимся», – сказал я ему в баварской таверне. Так и случилось. У него на всех пальцах кольца. Они-то и пустили солнечного зайчика, послужившего мне сигналом.

На среднем пальце левой руки я заметил необычный перстень с печаткой.

И надо же! Я сразу узнал рисунок, украшавший ключицу Казвьеля. Рабский ошейник, прикрепленный к цепи и вроде бы насаженный на стержень. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть перстень. Точно тот же символ, повторенный в золотом рельефе.

Я задрал правый рукав мертвеца, чтобы кое-что проверить, – на руке была повязка. Я сорвал ее: рана была четкой, примерно десяти сантиметров Длиной, и шла вдоль руки. Это именно он принял Удар Казвьеля в суматохе ватиканских музеев.