Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

Я оделся, затем потратил несколько минут, чтобы выпить чашку кофе в буфете пансиона. Кувшин из нержавеющей стали, стаканы из пирекса, нарезанный большими ломтями хлеб с маслом. Каждая деталь, каждое прикосновение напоминали мне семинарию. И в этом зале без окон тоже чувствовался Рим.

Со всех ног я помчался на площадь Святого Петра с досье под мышкой. Хочешь ты того или нет, живешь ли здесь или в другом месте, это зрелище каждый раз приводит тебя в восторг. Царственная базилика, колонны Бернини, сверкающая площадь, голуби, ожидающие туристов на каменных фонтанах… Даже чистое небо, казалось, участвовало в этом празднестве духа.

Я внутренне рассмеялся. Я вернулся в лоно церкви! В мир шелковых сутан и скрытых под ними лакированных туфель. Мир папской власти, церковных конгрессов и семинаров. Мир веры и богословия, но в то же время мир власти и денег.

Я прожил три года под сенью папского города. Тогда я был склонен к полному отречению от мира и отказался от всякой помощи родителей. Однако мне нравилось замечать на некоторых улицах свидетельства финансовой мощи Ватикана. Святой престол представлялся мне эдаким церковным Монако, только без тщеты и спекуляций. Невероятная концентрация богатств и привилегий, накопленных за века. Самый крупный земельный магнат в мире – Ватикан и его банк – не скрывали, что их капитал составляет более миллиарда долларов, а годовой доход превышает сто миллионов долларов.

У меня эти цифры должны были бы вызвать отвращение, у меня, сторонника нищеты и милосердия, но я видел в них знак могущества Церкви. Нашего могущества. В мире, где лишь деньги имеют вес, в Европе с ее агонизирующим католичеством эти цифры меня ободряли. Они демонстрировали, что католическую империю нельзя еще сбрасывать со счетов.

Я быстро шел мимо туристов, толпящихся перед входом в собор Святого Петра. На площади были возведены помосты и трибуны. Завтра, 1 ноября, без сомнения, состоится выступление папы перед публикой.

Раздался звон колоколов, голуби взметнулись в небо.

8 часов. Я ускорил шаг и, пройдя под колоннами Бернини, оказался на улице Порта-Анджелика. Мне навстречу шли секретари и писцы курии, одетые в черные костюмы с белым воротничком. На вопрос «Сколько народу работает в Ватикане?» папа Иоанн XXIII однажды ответил: «Не больше трети». У меня было бодрое настроение. Я снова влился в этот католический муравейник. Связанные с Агостиной страсти куда-то отступили, и я почти забыл, что стал целью таинственных убийц.

У ворот я показал свой паспорт швейцарским гвардейцам. Мне тут же выдали пропуск. Гвардейцы в костюмах эпохи Возрождения посторонились, и я прошел сквозь высокие кованые железные ворота.

Я проник в святая святых.

Дьякон провел меня по лабиринту зданий и садов. Бегом. Было 8.05, а опоздание при здешних порядках немыслимо. Меня оставили во внутреннем дворике у розово-желтого фасада дворца. Между квадратами газонов блестел круглый бассейн. Струи фонтанов круглились в радужном облаке капель. Противовес буйству цветов и тропических растений составляли два простых пандуса, ведущие к таинственным дверцам. Пахло солнцем и терракотой.

Мне не пришлось долго ждать. Открылась одна из дверей, оттуда выскочил человек в строгом черном костюме и легко сбежал по пандусу. Лет сорока, с рыжими с проседью волосами, в маленьких очках в роговой оправе, он идеально гармонировал со светлой охрой декора и фонтанами.

– Я префект Резерфорд, – произнес он на отличном французском. – Заведую Апостольской библиотекой Ватикана.

Он горячо пожал мне руку.

– Нельзя сказать, что вы пришли вовремя, – добавил он весело. – Завтра наш понтифик выступает на площади Святого Петра. И еще должно произойти назначение нового кардинала. Сумасшедший день!

– Я очень огорчен, – поклонился я. – Но дело не терпит.

Добродушным жестом он отмел мои извинения:

– Идите за мной. Его преосвященство пожелал принять вас в библиотеке.

Мы прошли через двор к зданию напротив. На пороге Резерфорд отступил:

– Prego. [25]

Нас встретила тень и прохлада мрамора. Резерфорд отпер дверь и проскользнул в серо-белый коридор. Я шел за ним по пятам. Через черные переплеты проникало солнце. Мы были одни. Я ожидал услышать скрип подошв начищенных туфель моего гида, но мы шли почти в полной тишине. Я бросил взгляд вниз – на нем были туфли из мягкой замши абсолютно в тон цвету его волос.

Подобно святому Петру Резерфорд владел ключами от рая. У каждой двери он вертел в руках связку ключей и, найдя нужный, открывал ее. Я рискнул задать вопрос: