Дэниел Сильва - Убийца по прозвищу Англичанин

Сначала Герхардт Петерсон отказывался верить этому рассказу. В школе его учили, что Швейцария, будучи нейтральной страной во время войны, открывала свои границы беженцам и раненым солдатам, что она была сестрой милосердия Европы, материнской грудью в центре континента, где царило брожение. Петерсон пошел к отцу и спросил его, правда ли то, что рассказывают про этих евреев. Сначала отец отказывался говорить с ним об этом. Но поскольку молодой Герхардт настаивал, отец уступил. Да, сказал он, это правда.

«Почему же никто не говорит об этом?»

«А почему мы должны об этом говорить? Это дело прошлое. И сейчас ничего нельзя сделать, чтобы это изменить».

«Но их же убили. Они умерли, потому что кто-то в деревне донес на них».

«Они же были здесь нелегально. Они приехали без разрешения. И к тому же, Герхардт, не мы убили их. Их убили нацисты. А не мы!»

«Но, папа?..»

«Хватит, Герхардт! Ты спросил меня, правда ли это, и я дал тебе ответ. И больше никогда не заводи об этом разговора».

«Почему, папа?»

На это отец не дал ему ответа. Но даже и тогда Герхардт Петерсон знал ответ. Он не говорил больше об этом, потому что в Швейцарии не обсуждают неприятные события прошлого.

Петерсон пришел в себя после еще одного ведра ледяной воды. Он открыл глаза и мгновенно ослеп от белого, как при взрыве, света. Прищурившись, он увидел, что над ним стоят двое – маленький, похожий на тролля мужчина с ведерком и более добрый с виду человек, который отнес его в Цюрихе в фургон после того, как женщина усыпила его.

– Просыпайся!

Тролль плеснул еще ледяной воды на Петерсона. У него резко дернулась шея, и он ударился головой о стену. Он лежал на полу, весь мокрый, и дрожал.

Тролль затопал вверх по ступеням. Тот, что был более мягким, присел на корточки и печально смотрел на него. Петерсон стал снова погружаться в бессознательное состояние, мешая реальность со сновидениями. Маленький мужчина казался Петерсону тем евреем из его деревни, который вместе с семьей был выдворен во Францию.

– Мне очень жаль, – простонал Петерсон дрожащими от холода губами.

– Да, я понимаю, – сказал мужчина. – Я понимаю, что тебе очень жаль.

Петерсон закашлялся, и от этого нутряного кашля его рот наполнился мокротой и флегмой.

– Сейчас ты встретишься с большим человеком, Герхардт, потерпи немножко, зато голова у тебя прояснится. – Еще одна инъекция – на сей раз в руку выше локтя, проделанная с клинической точностью. – Голова не должна быть полной тумана, когда разговариваешь с большим человеком, Герхардт. Чувствуешь себя лучше? Голова начала прочищаться?

– Да, кажется, что так.

– Отлично. Голова должна быть ясной, когда разговариваешь с большим человеком. Он хочет узнать все, что знаешь ты. И ему нужно, чтобы ты был точен, как штык.

– Мне пить хочется.

– Не сомневаюсь. Ты был очень занят последние несколько дней. И к тому же был очень скверным мальчиком. Я уверен, большой человек даст тебе попить, если ты станешь сотрудничать с ним. Ну, а если нет… – он пожал плечами и выпятил нижнюю губу, – тогда вернешься сюда, и уж тогда мой приятель использует нечто посильнее воды.

– Мне холодно.

– Могу представить.

– Мне очень жаль.

– Да, я понимаю, что тебе жаль. Если ты извинишься перед большим человеком и расскажешь ему все, что знаешь, тогда он напоит тебя и даст тебе теплую одежду.

– Я хочу говорить с ним.

– С кем ты хочешь говорить?

– Я хочу говорить с большим человеком.

– Пойдем наверх и отыщем его?

– Мне очень жаль. Я хочу говорить с большим человеком.

– Пошли, Герхардт. Двинулись, возьми мою руку. Обопрись о мою руку. Дай я тебе помогу.

На Габриеле были хорошо отутюженные брюки цвета хаки и мягкий бежевый свитер, отлично облегавший его талию и плечи. Все в его внешнем виде говорило об удобстве и удовлетворении жизнью, а именно такое впечатление он хотел создать. Эли Лавон ввел Петерсона в комнату и посадил на жесткий стул с прямой спинкой. Петерсон сел словно перед взводом на расстреле, упершись взглядом в стену.

Лавон вышел. Габриель продолжал сидеть, опустив глаза. Он никогда не праздновал победу. Он знал лучше многих, что в разведке победы часто бывают мимолетными. Случается, со временем они и вовсе не кажутся победами. Тем не менее он на мгновение насладился тем, как закруглилось дело. Совсем недавно Габриель был под арестом, а Петерсон задавал ему вопросы, – Петерсон в хорошо сидящем сером костюме, полный изысканной швейцарской самоуверенности. А сейчас он сидел перед Габриелем в трусах и дрожал.