Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

— Ей не нравилось искусство, обслуживающее торговлю?

— Она ненавидела его, но не принимала мер к тому, чтобы стать свободной. Джули не была мазохисткой, но, безусловно, испытывала желание страдать. Она так и не изведала настоящего счастья.

— Хроническая депрессия? — спросил я.

— Да, кроме тех периодов, когда она писала свои картины.

— Давайте вернемся назад, — попросил Майло, листая свой блокнот. — Эта нью-йоркская галерея, которая приняла ее на службу… в аннотации к буклету Джули упоминается галерея Энтони…

— Это она и есть. Кровосос Льюис Энтони.

— Неприятный человек?

— Среди них мало приятных.

— Владельцев галерей?

— Владельцев, агентов, коллекционеров. — Киппер сжал кулаки. — Так называемый «мир искусства». Речь идет о полных бездарях, людях, абсолютно лишенных таланта, но не способных признать это. Они живут за счет одаренных. Пиявки на здоровом теле искусства — так мы с Джули называли их. Талант — это проклятие. Уголовников судят по делам их паханы. У художников такой возможности нет.

Лицо Киппера пылало негодованием.

— Итак, Льюис Энтони требовал от Джули неустанной работы, и это усилило ее пристрастие к кокаину.

Киппер кивнул.

— Она употребляла кокаин и «химию», стараясь поддерживать себя в рабочей форме, а спиртное и транквилизаторы, чтобы успокоиться. И если я не убеждал ее в необходимости поесть и поспать, она не делала этого, что было ужасно. Я начал уходить из дому, что не составляло труда, поскольку я нашел новую работу. Начал карабкаться вверх по карьерной лестнице.

— А вы принимали наркотики? Киппер смешался.

— Было у меня такое хобби. Все тогда увлекались этим. Но я так и не стал наркоманом. Привыкания у меня не возникло. Возможно, это каким-то образом связано с отсутствием таланта — нет соответствующего напряжения.

— Известная связь между гениальностью и безумием? — заметил Майло.

— Так оно и есть. Покажите мне выдающегося художника, и я отмечу в нем признаки ненормальности. И еще одно: я включаю в это число и Джули. Я любил ее, она была прекрасным человеком, но понимала отдых как резкий всплеск эмоций.

Майло закрыл записную книжку.

— Расскажите подробнее о Льюисе Энтони.

— Что рассказывать? Этот негодяй давил, а она, злоупотребляя наркотиками, создала три полотна. Энтони выбранил ее, продал все три картины, дал Джули жалкие гроши и сообщил, что не станет возиться с ней, если она не повысит трудоспособность. После этого она пришла домой, приняла чрезмерную дозу наркотика и попала, в реанимацию. Я постоянно чувствовал себя виноватым в том, что происходит. В том, что меня не было рядом, когда Джули нуждалась во мне. Когда она пришла домой с чеком от Энтони и я увидел, насколько мизерна эта сумма, я растерялся. Смотреть на то, как Джули в течение шести месяцев уничтожает себя — она похудела на двадцать фунтов, готовясь к той выставке, — и обнаружить, что она за эту выставку получила всего пару тысяч. Я сказал ей, что она дура из дур, и ушел в пивную. Вернувшись домой, я нашел Джули на кровати и никак не мог разбудить. Мне показалось, что она мертва. Я вызвал «скорую», и она увезла ее в клинику «Бет Израиль». Оттуда через несколько дней ее перевели в психиатрическое отделение «Бельвю».

— Принудительное лечение? — спросил я.

— В течение первых нескольких дней, или как там положено по закону. Но Джули оставалась в клинике даже после того, как могла уйти. Мне она сказала, что лучше быть в психушке, чем жить с тем, кому на нее наплевать. Что я мог ответить? Я взял ее на поруки. В «Бельвю» Джули подлечили и отправили домой, а я попытался воссоединиться с ней. Но мои слова отскакивали как от стенки горох. Она не могла работать, потеряла интерес к творчеству, и это добило ее. Джули снова начала принимать наркотики. Мы ссорились из-за этого. В конце концов я ушел из дома. Именно я подал на развод, но Джули не оспаривала моего заявления, ни черта не делала для того, чтобы обеспечить себя в финансовом отношении. Я по собственной инициативе отдавал ей половину своего тогдашнего дохода, что составляло тысячу долларов в месяц. Мой адвокат решил, Что я чокнулся. — Киппер провел пальцами по «матросскому ежику». — Когда мои дела пошли лучше, я увеличил эту сумму.

— Две тысячи в месяц, — констатировал Майло.

— Я знаю, для парня, имеющего «феррари», это чепуха. Но Джули отказалась брать больше. Я предложил снять для нее хороший дом, такой, где она имела бы свою мастерскую, но она пожелала остаться в прежней трущобе.