Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

Кира Монтего догадалась, что Шталь видел признаки употребления наркотиков, но притворилась, будто ничего не помнит.

— Не понимаю. — Она прислонилась твердой попкой к краю кровати и подняла застежку-«молнию». Ее бюстгальтер валялся на стуле, а из-под топика торчали соски.

Кира перебирала рукой волосы и безуспешно пыталась привести их в порядок.

— Мужчина, с которым вы были… — начал Шталь.

— Все совсем не так, — ответила Монтего. Кира Монтего. Это, конечно же, не ее имя.

Шталь попросил предъявить удостоверение личности.

— Какое вы имеете право? Вы считаете меня уличной проституткой, но это чушь собачья…

— Мне нужно знать ваше настоящее имя, мадам.

— У вас должен быть ордер.

Люди слишком много смотрят телевизор. Шталь взял ее сумочку с туалетного столика, обнаружил три упаковки наркотика и положил их на кровать рядом с ней.

— Эй! — воскликнула она.

Он извлек портмоне, нашел ее водительское удостоверение.

Кэтрин — Джин Магари, проживающая в Ван-Нуйсе, номер квартиры состоит из трех цифр. Значит, она живет в большом многоквартирном доме.

— Кэтрин Магари — хорошее имя, — заявил Шталь.

— Полагаете? Мой агент считает его неудобоваримым.

— Агент по киносъемкам?

— Если бы. Но я танцовщица… да, такая, как вы и заподозрили. Но я работала и в обычном театре, так что не выдумывайте ничего насчет моей нравственности.

— Мне ваше имя неудобоваримым не кажется.

Кэтрин внимательно посмотрела на Шталя, взгляд больших темно-карих, почти черных, глаз стал мягче.

— Вы правда так думаете? — Да.

Шталь вернул ее портмоне в сумочку, положил туда же и пакетики с наркотиком.

Магари — Монтего выпрямилась и отбросила волосы назад.

— Спокойствия вам не занимать.

Шталь разговаривал с Кэтрин двадцать минут и после пяти утра поверил ей.

Шулля она никогда раньше не видела, слишком много выпила (морг-морг глазами). Шулль показался ей изящным и привлекательным Настоящий мужчина. Интересный. Слегка себе на уме. Его одежда навела ее на мысль, что он при деньгах.

— Его одежда?

— Его пиджак от Гуччи. — Магари — Монтего усмехнулась. — Я видела ярлычок.

Шталь улыбнулся, надеясь расположить ее к продолжению беседы.

Шулль наговорил ей с три короба, сказал, что он профессор искусствоведения и художник-пейзажист, выставлялся во всем мире и его представляли галереи Нью-Йорка и Санта-Фе. — Пейзажист. — Шталь вспомнил, как Стуржис описывал картины Киппер. Майло углубился в детали больше, чем это было необходимо. Ему явно нравились картины этой женщины.

— Именно так он и сказал.

— Называл ли он галереи?

— Ну… по-моему, нет. — Кэтрин Магари облизнула губы, улыбнулась и положила руку на колено Шталю. Он не стал возражать. Незачем озлоблять свидетеля. — Все это чушь собачья? То, что он мне наплел?

— Он дурной человек.

— Бог мой! — Кэтрин вздохнула, сжала кулаки. — Мне пора прекратить все это. Уродовать себя, позволять, чтобы меня подбирали. Даже симпатичные мужчины.

— Это опасно.

— Готова поручиться, что все это вам, детективу, известно. Вы можете многое мне рассказать.

— К сожалению.

— Да, — продолжала Кэтрин. — Это, наверное, жутко интересно. — Шталь промолчал. — Мне угрожала серьезная опасность? Из-за того, что я была с ним?

— Я не советовал бы повторять это.

— Господи Иисусе… Извините меня.

— Поскольку вы живете одна, вам следует позаботиться о своей безопасности.

— Да, одна… Мне здорово досталось. Некоторое время я работала.

— Это, должно быть, трудно.

— Еще как. Училась танцевать с детства. Признаться, это нелегко. Это действительно тяжкий труд. Думаю, атлет-олимпиец не работает с таким напряжением. А потом, все, что им нужно… ну вы-то знаете.

Шталь кивнул. Единственное окно в этом номере мотеля закрывали грязные шторы, прожженные местами сигаретами. Сквозь стекло и ткань волны прибоя почти не были видны.

Медленный ритм, легко набегают, легко откатываются назад.

— Как он обращался с вами, хорошо?

Кэтрин Магари промолчала. Шталь повернулся к ней. Она покраснела.

— Он вел себя с вами несколько странно, Кэтрин?

— Нет. В этом-то и дело. Он не мог… ну, знаете… он обрушился на меня, как жеребец-производитель, а потом не смог… так что вместо этого мы… он… мне, правда, не хочется самой обвинять себя.

— И незачем.

— Он оказался импотентом, поэтому начал набивать себе нос как свинья. Хотел, чтобы я тоже занялась этим, но я не стала, честное слово. Тогда мне больше всего хотелось заснуть, но я нервничала. Потому что, поняв, что не может, он вышел из себя, стал беспокойным, бегал по комнате. А кокаин усугубил все это. Я наконец успокоила его массажем. Это еще одна моя профессия. Я дипломированный терапевт-массажист. Настоящий массаж, а не то, что вы предполагаете. Я массировала его хорошо, и он расслабился. Но что-то в нем было такое… даже во сне он оставался настороженным. Скрежетал зубами, а его лицо было очень… неприятным.