Майкл Коннелли - Поэт

— Уже одеваюсь. Дай немного времени.

— Пять минут. Жду тебя в машине. Опоздаешь — дело твое. Он ушел, и я посмотрел на часы. Восемь тридцать, не так и поздно, как показалось сначала. Вместо отведенных пяти минут сборы заняли у меня десять.

Сунув голову под холодный душ, я подумал о перспективе провести с Торсоном весь день. Вот хреновина! Потом стал гадать о поручении Бэкуса: куда и зачем услали Рейчел и почему Бэкус не подключил меня к ее заданию?

Выйдя из комнаты, я быстро поднялся к двери Рейчел и постучал. Тишина. Прислушавшись, не услышал ни звука. В комнате ее не было.

Торсон стоял, облокотившись о багажник, и ждал моего появления.

— Опаздываешь.

— Да, извините. А где все же Рейчел?

— Извините, мистер отдыхающий, об этом лучше говорить с Бэкусом. Похоже, он твой гуру или, скорее, рабби.

— Послушай, Торсон, у меня есть имя, понятно? Если не хочешь произносить его вслух — пожалуйста, но избавь меня от иных обращений. Я опоздал потому, что звонил своему редактору с объяснениями, где обещанная статья. И он не обрадовался.

Подойдя к двери со стороны пассажира, я должен был ждать, пока ее откроют. Показалось, что Торсону хотелось тянуть время как можно дольше.

— Мне по фигу, что чувствует по утрам твой редактор.

Торсон сказал это через крышу машины, прежде чем сесть за руль.

Внутри я заметил два закрытых стаканчика с горячим кофе. Пар, исходивший от них, немного затуманил лобовое стекло. Я посмотрел на них тоскливым взглядом наркомана, но сдержался и ничего не сказал. Скорее всего они были частью той игры, которую Торсон приготовил для нас обоих.

— Один кофе — твой, мистер... гм, Джек. Если предпочитаешь со сливками и сахаром, загляни в бардачок.

Он завел мотор. Я посмотрел сначала на агента, потом снова на кофе. Потянувшись, Торсон взял один из стаканчиков и снял крышку. Сделав маленький глоток, он попробовал, не слишком ли кофе горячий.

— О-о, — сказал он. — Я пью черный и горячий. Как и моя женщина.

Взглянув на меня, он подмигнул «как мужчина мужчине».

— Давай, Джек, бери свой кофе. Я не хочу, чтобы он разлился по салону, когда мы поедем.

Я взял второй стаканчик и тоже открыл. Машина медленно тронулась с места. Я осторожно попробовал кофе, словно царский виночерпий. Вкус показался неплохим, да и кофеин быстро добрался до нервных окончаний.

— Спасибо.

— Без проблем. Я сам с трудом завожусь по утрам. А что случилось, трудная ночь?

— А у тебя что, легкая?

— Обычная. Могу отдохнуть где угодно, даже в таком гадюшнике. Спал я хорошо.

— И лунатизм не мучил?

— Лунатизм? Что ты хочешь сказать?

— Знаешь, Торсон, спасибо, конечно, за кофе и за заботу, но я уверен, что именно ты слил информацию Уоррену. А также что ты вчера вечером обыскивал мою комнату.

Торсон свернул к обочине, отмеченной знаком «для доставочного транспорта». Переведя селектор в стояночное положение, он повернулся ко мне.

— Что ты сказал? Что ты бормочешь?

— Что слышал. Ты же был в моей комнате. Возможно, я не смогу доказать, хотя, если Уоррен снова опубликует нечто через мою голову, придется идти к Бэкусу и сказать ему то, что я сказал тебе.

— Послушай меня, сачок. Видишь этот кофе? Это мое предложение к перемирию. Было. Хочешь — выплесни мне в лицо. И с этим покончено. Только я не имею понятия, о чем ты толкуешь, и наконец, я вообще не разговариваю с репортерами. Точка. С тобой я треплюсь потому, что насчет этого есть особый приказ. Так и не иначе.

Воткнув передачу, Торсон решительно вклинился в поток автомобилей, что сопровождалось гудками недовольных водителей. Горячий кофе обжег пальцы, но я не проронил ни слова. Некоторое время мы ехали молча, оказавшись вскоре в глубоком ущелье из стекла и бетона. Бульвар Уилшир. Мы приближались к Сансет.

Кофе перестал казаться приятным, и я снова нахлобучил на стаканчик крышку.

— Куда мы едем?

— К адвокату Гладдена. Потом придется посетить Санта-Монику и сообщить тем двум красавцам копам, что за мешок с дерьмом они упустили прямо из собственных рук.

— Да, я читал «Таймс». Они не знали, что за человек оказался в их руках. Не за что их винить.

— Да-а, ты прав, никто их и не обвиняет.

Похоже, я преуспел в стремлении спустить его предложение о мире прямо в канализацию. Торсон обиженно замкнулся в себе. Его обычное состояние, насколько я мог судить, пусть и наступившее по моей вине.

— Слушай, — произнес я, поставив кофе на пол салона и разведя руками в извиняющемся жесте. — Мне искренне жаль. Если в случае с Уорреном или в остальных подозрениях я ошибался, тогда извини. Что делать, приходится смотреть на веши с той позиции, в которой находишься. Если я не прав, значит, не прав.