Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция

— Ты правда так считаешь? — Анна все готова оспорить. — А тебе не кажется, что в некотором смысле Шандонне поступил с ней так же, как она поступала с тобой? Ведь Брэй действовала как одержимая. Влезала в твою жизнь, когда ты была наиболее уязвима. Нападала, унижала, рвала в клочья — она подавляла тебя, испытывая от этого огромное возбуждение, возможно, даже сексуальное. Ты сама все время твердишь: люди умирают так, как живут.

— Очень многие.

— А она?

— Как ты выразилась? В некотором смысле? Наверное.

— А ты, Кей? Ты ведь тоже чуть не умерла так же, как и жила?

— Я не умерла, Анна.

— Почти умерла, — повторяет она. — Ты сдалась еще до того, как он постучался в дверь. Ты почти попрощалась с жизнью, когда умер Бентон.

К глазам подступили слезы.

— А что с тобой было бы, будь сейчас Диана Брэй жива, как думаешь? — вдруг спрашивает собеседница.

Брэй возглавляла полицейское управление Ричмонда, дурача всех, кто занимал важные посты. В очень короткий срок ее имя стало греметь по всей Виргинии, и именно этот нарциссизм, неутолимая жажда власти и признания, судя по всему, сыграли с ней злую шутку. Шандонне положил на нее глаз. Наверное, сначала он ее выследил. «Интересно, выслеживал ли он меня?» Что-то мне подсказывает, что на оба вопроса ответ утвердительный.

— Думаешь, ты до сих пор возглавляла бы отдел судмедэкспертизы, будь Диана Брэй жива? — Анна смотрит на меня в упор.

— Я бы не допустила ее победы. — Пробую суп, и желудок начинает крутить. — Пусть она была сущим дьяволом, я бы ей не позволила себя растоптать. Моя жизнь принадлежит мне. Только я по своему усмотрению могу лепить ее или ломать.

— Ты, видимо, рада, что этой страшной женщины больше нет, — предполагает Анна.

— Без нее мир только стал чище. — Отодвигаю от себя клеенчатую подставку под блюдо. — Это правда. Без таких, как она, будет только лучше.

— И без таких, как Шандонне?

Киваю.

— Так, может быть, тебе жаль, что Люси его не убила? — тихо предполагает собеседница; Анна умеет доискиваться до правды, не напирая и не вставая ни на чью сторону. — Ты бы, как это говорят, потянула за ручку выключателя?

— Нет, — качаю головой. — Я ни для кого не хочу быть палачом. Знаешь, что-то я уже расхотела есть. Прости, что из-за меня одни проблемы. Мне только захворать не хватало...

— Пожалуй, на сегодня разговоров достаточно. — Анна вдруг перевоплотилась в заботливую родительницу, которая отправляет дочку в постель. — Завтра воскресенье, посидим дома, отдохнем в тишине. Поворошу календарь, отменю встречи на понедельник. А потом, если потребуется, на вторник, среду и остаток недели.

Попыток воспротивиться Анна не принимает.

— Чем хорош преклонный возраст — можно делать все, что только не придет в голову, — добавляет она. — Я всегда готова выехать к тяжелому пациенту. Но в остальном с меня взятки гладки. А сейчас мой самый тяжелый пациент, Кей, — это ты.

— Никакой я не тяжелый пациент.

Встаю из-за стола.

Анна берет часть сумок и сопровождает меня по длинному коридору, ведущему в западное крыло ее величественного дома. В комнате для гостей, где мне предстоит жить неопределенное время, стоит большая тисовая кровать, бледно-золотая, из би-дермайеровской коллекции, как и многие предметы обстановки в этом доме. Декор выполнен в сдержанном стиле, прямые незамысловатые линии. А вот пышные облака пуховых одеял и подушек, тяжелая драпировка, ниспадающая шелковыми водопадами шампанского на пол, наводят на мысль об истинной природе хозяйки. Смысл всей жизни Анны в том, чтобы окружать других комфортом и удобством, заживлять раны, изгонять боль и чтить истинную красоту.

— Тебе еще что-нибудь понадобится? — Она развешивает мою одежду.

Я помогаю разбирать сумки, раскладываю вещи в ящички комода, и вдруг меня снова как дрожью пробивает.

— Тебе дать что-нибудь для сна? — Она выставляет в ряд мою обувь на нижней полке платяного шкафа.

Очень соблазнительно было бы сейчас принять ативан или какое-нибудь другое успокоительное, но я отказываюсь.

— Всегда боялась пристраститься, — неопределенно отвечаю я. — А то войдет в привычку, как с сигаретами. Я человек ненадежный.

Анна глядит на меня.

— Кей, тебе сейчас обязательно надо заснуть. Лучшего средства от депрессии пока не изобрели.

Не вполне ее слышу, однако смысл понятен. У меня действительно депрессия. И скорее всего она будет только усиливаться со временем, а недостаток сна при таких делах — вещь серьезная. Сон — мое слабое место, и когда недужится, меня сковывает, как артритом. Поэтому с тех пор, как я стала врачом, я стараюсь не пользоваться медицинским загашником, дабы не впасть в пагубную зависимость. У любого врача в аптечке всегда найдутся наркотические средства ограниченного доступа. А я держалась от них подальше.