Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция

— Не надо было, наверное, все это тебе писать, — решительно заявляет она.

— Напротив, жаль, что раньше не написала, Анна.

Подруга пригубила кофе, натянув на плечи одеяла.

— В том, что случилось с тобой в детстве, твоей вины нет, — говорю я ей. — Все решал отец, а от тебя ничего не зависело. В чем-то он смог тебя защитить, а в остальном — нет. Может, и выбора-то у него не было.

Она качает головой.

— Ты не знаешь. Ты просто не можешь знать, как все было.

Я не готова возражать.

— Это такие чудовища — хуже не придумаешь. Да, у моих родных не было выбора. Папа много пил. Почти всегда был пьян от шнапса; они вместе напивались. По сей день этот запах не выношу. — Она сжимает кофейную чашку обеими руками. — Когда офицеры из командования приехали проверить филиалы в Гузене и Эбене, они навестили наш «шлосс», наш маленький уютный замок. Родители устроили пышный банкет, пригласили из Вены музыкантов, подали лучшее шампанское, изысканные блюда, и все набрались допьяна. Помню, я спряталась в спальне — мне было страшно, что кто-нибудь придет. Всю ночь просидела под кроватью, и несколько раз в комнату заходили, я слышала шаги, а однажды кто-то отдернул одеяло и выругался. Я думала о музыке и мечтала об одном молодом человеке, в чьих руках так сладко пела скрипка. Он часто на меня посматривал, и я вспыхивала. Именно о нем я думала в ту ночь, под кроватью. Человек, который создает такую красоту, не может быть злым. Так я глаз и не сомкнула.

— Скрипач из Вены? — спрашиваю. — Тот самый, с которым вы впоследствии?..

— Нет-нет. — В полумраке Анна качает головой. — Это случилось за много-много лет до Руди. Хотя, наверное, тогда я в него и влюбилась, как бы авансом, еще с ним не встретившись. Смотрела на музыкантов в черных визитках и как зачарованная слушала творимое ими волшебство. И так хотелось, чтобы они унесли меня из этого ужаса. Я представляла, будто парю по нотам и улетаю в какое-то чистое место. Ненадолго я возвратилась в Австрию еще до каменоломен и крематория, когда жить было просто, когда люди знали, что такое порядочность, веселье, ухоженные сады, гордились своими домами. Едва наступала весна и пригревало солнце, мы вывешивали из окон одеяла на гусином пуху — проветрить на сладчайшем на свете воздухе. Мы играли на холмистых травяных лугах, которые уходят будто на самое небо, папа охотился в лесу на кабанов, а мать шила и стряпала. — Она умолкает, и на лице ее читается печаль о безвозвратно ушедшем времени. — Надо же, всего-то струнный квартет, а кошмарнейшая из ночей преобразилась. Уже потом мои мечты привели меня в объятия человека со скрипкой, американца. И вот я здесь. Убежала, но не спаслась.

Робкие лучи восхода раззолотили шторы медовым отливом. Признаюсь Анне: я рада, что она рядом. Благодарю ее за все разговоры с Бентоном, о которых подруга решилась мне поведать. Кое в чем прошлое более-менее прояснилось, хотя поняла я далеко не все. Не могу проследить четкой последовательности между сменами настроения Бентона, предшествовавшими его трагической гибели. Примерно в то же время, когда он встречался с Анной, Кэрри Гризен как раз подыскивала нового партнера на смену Темплу Голту. Кэрри в свое время довелось много работать с компьютерами. Человеком она была талантливым и неотразимым, отличалась редкой способностью манипулировать людьми. Поэтому ухищрениями и уговорами так-таки добилась, чтобы ей позволили пользоваться компьютером в психиатрической больнице Керби. Вот так она раскинула сети, получила возможность общаться с миром. Связалась с неким новым единомышленником — очередным убийцей-психопатом по имени Ньютон Джойс, и все это посредством мировой паутины. Новый приятель устроил ее побег из Керби.

— Возможно, она и еще кое с кем познакомилась через Интернет, — подкидывает наводящую мысль Анна.

— С сыном Марино? С Рокки?

— Вот и я сразу о нем подумала.

— Слушай, Анна, ты, случайно, не знаешь, что сталось с той папкой? «По инстанции», так он ее называл?

— Никогда не видела. — Она усаживается ровнее, решив, что уже пора вылезать из постели, и одеяла опадают на ее талию. У Анны жалкие голые руки, тонкие и морщинистые, будто из них выпустили воздух; впалая грудь под черным шелком. — Помнишь, мы разбирались в его вещах? Так вот, тогда мне папка не попадалась. Зато к его кабинету я касательства не имела.

Это я и сама помню.

— Нет. — Анна подтягивает одеяло и опускает ноги на пол. — Я и не сунулась бы туда. Такие вещи не по моей части. Тут дела профессиональные. — Она встает из постели и накидывает халат. — Просто я думала, ты их сама пересмотришь. — Устремляет на меня внимательный взгляд. — Ты ведь добралась до них, да? И в Квонтико у него наверняка был свой кабинет или рабочий стол. Хотя к тому времени он уже ушел в отставку, и значит, все вычистил, я полагаю?