Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция

— Две золотые монетки под совой, — говорит Бергер. — Каждый, кто принадлежит к клану Шандонне, носит метку: две золотые монеты.

— Да, мне интерполовцы сообщили, — говорю я, на сей момент уже решив, что Бергер с Джеем Талли с пользой провели время.

— Брат Томас действовал за спиной семьи, у него был бизнес на стороне. Он контролировал корабли, подделывая транспортную документацию, сам приторговывал оружием и наркотиками. Сменил татуировку на сову и стал действовать под вымышленными именами, поскольку знал: если клан Шандонне его обнаружит, ему кранты, — пересказываю то, что рассказал Джей, когда мы были в Лионе.

— Интересно. — Бергер прикладывает палец к губам, осматривается. — Судя по всему, семья его все-таки вычислила и убила. Руками другого сына... Банка с формалином. Так почему вы принесли ее домой? Поясните-ка еще раз.

— Собственно говоря, я это сделала не нарочно. Ездила показать татуировку одному специалисту, художнику-татуировщику, в Петерсберг. Оттуда вернулась сразу домой и оставила кожу у себя в кабинете. Просто так случилось, что в тут ночь, когда он сюда заявился...

— Жан-Батист Шандонне.

— Да. В ту ночь, когда он объявился здесь, я взяла банку с собой в большую комнату и между делом ее рассматривала. Поставила на стол. Он врывается в дом, я бегу. У него в руках обрубочный молоток, и он занес его, чтобы меня ударить. Вижу банку. С перепугу хватаю ее. Ныряю за спинку дивана, откручиваю крышку и плещу в преследователя формалином.

— Рефлекс сработал, потому что вы прекрасно знаете, насколько он едок.

— Да. Когда такой раствор каждый день вдыхаешь, тут уже и во сне сообразишь. Профессионалы знают: если формалин попал на кожу, можно получить жуткое увечье, и поэтому все соблюдают осторожность, чтобы не брызнуло по случайности, — объясняю я, сообразив, что могут подумать о моей истории присяжные. Они просто не поверят. Абсурд какой-то.

— Вам в глаза когда-нибудь формалин попадал? — спрашивает Бергер. — Не обливались, не брызгало?

— Слава Богу, пронесло.

— Итак, вы плеснули ему в лицо. Что потом?

— Выскочила из дома. По пути схватила с обеденного стола «глок», который у меня там лежал. Уже на ступеньках поскользнулась — и перелом. — Демонстрирую гипс.

— А он что в это время делал?

— Погнался за мной.

— Сразу же?

— Похоже на то.

Бергер заходит за спинку дивана и смотрит на старинный дубовый паркет, где раствор разъел полировку. Потом идет к более светлым зонам твердой древесины. Очевидно, брызги формалина долетели почти до входа в кухню. Надо же, а я и не подозревала. Помню только, как он визжал, выл от боли, тер глаза.

Бергер стоит в дверном проеме и что-то пристально рассматривает. Подхожу к ней, желая выяснить, что привлекло ее внимание.

— Отклонюсь от темы. Должна признаться, я еще таких кухонь не видела, — поясняет она.

Кухня — это душа моего дома. Медные кастрюли и сковородки начищены до блеска и висят на крючках по обе стороны огромной плиты, разместившейся в самом центре комнаты и включающей в себя два гриля, мойку с горячей водой, две плитки с газовыми конфорками. А кроме того, угольную жаровню и непомерную горелку для огромных суповых кастрюль. Обожаю супы готовить. Приборы из нержавейки плюс низкотемпературный холодильник и заморозка. Вдоль стен рядами висят полочки для специй, и еще здесь стоит разделочный стол размером с двуспальную кровать. Пол у меня из чистого дуба, без покрытия, а в углу вертикальный охладитель для вин. У окна, из которого открывается вид на каменистый изгиб реки Джеймс, маленький столик.

— Профессионально оборудовано, ничего не скажешь, — бормочет Бергер, прохаживаясь по кухне, которая, должна признать, наполняет меня гордостью. — Сюда приходят работать и создавать предметы искусства. Я слышала, вы замечательно готовите.

— Обожаю кашеварить, — признаюсь я. — Здорово отвлекает.

— Откуда у вас деньги? — откровенно интересуется гостья.

— Я разумно с ними обращаюсь, — холодно отвечаю я: не в моем вкусе вести разговоры на тему финансов. — Мне многие годы везло с вложениями. Редкостная удача.

— Вы предприимчивая и ловкая женщина, — говорит Бергер.

— Стараюсь. Бентон оставил мне квартиру на Хилтон-Хед. — Умолкаю. — Я ее продала, не могла там одна жить. — Снова пауза. — Выручила шестьсот тысяч с гаком.

— Понятно. А это что? — Она показывает на бутербродницу «Милано» для итальянских сандвичей.

Объясняю.

— Знаете что, давайте, когда вся эта неразбериха закончится, я к вам приду хорошенько наесться, — говорит Бергер довольно бесцеремонно. — Ходят слухи, вы специалистка по итальянской кухне.