Филипп Ле Руа - Последний Завет

– Я не верю в чудеса. Однако ведь Карла узнала своего мужа.

– Да, но она видела только начало записи. Не вынесла, когда эти живодеры стали над ним издеваться.

– Так вы считаете…

– Я только что пересмотрел кассету еще раз. Между шестнадцатым и семнадцатым декабря француз слишком уж внезапно становится неузнаваемым. И к тому же у него заклеены глаза.

– …то есть его подменили кем-то другим?

– Возможно. Кем-то таким же крупным, как и Шомон, лысым и бородатым. Немного подгримировать, налепить электроды на лицо – этого вполне достаточно, чтобы создать иллюзию.

– Погодите, я вспомнила кое-что. Алексия Гровен мне сказала, что за несколько дней до смерти ее муж побрил голову. Возможно, на операционном столе был как раз…

– …Фрэнк Гровен! – воскликнул Натан. – К тому же начиная с этого момента он больше не появляется в кадре.

Значит, Этьена заменил собой доктор. Лав вспомнил, что, когда лег на место подопытного, то уловил мимолетный образ покерного стола в своих видениях. Волновые отпечатки Шомона и Гровена наложились друг на друга.

– А почему Гровен согласился на этот маскарад?

– Боуман шантажировал обоих ученых. В обмен на сотрудничество обещал молчать об их опытах. К тому же им самим было выгодно симулировать воскрешение. Это только подхлестнуло бы финансирование проекта «Лазарь». Что касается Гровена, то он вдобавок увяз по уши, задолжав всем ростовщикам Аляски, и был готов на любой компромисс ради передышки.

– И все это, чтобы прихватить секты?

– Так написал Альмеда.

– Ваш Боуман был не слишком щепетилен в средствах.

– Видя, к чему это привело, нельзя сказать, что он поджег мокрую петарду.

– Как будем действовать сейчас?

Натан посоветовал Кейт пока залечь на дно. Ее внезапное увольнение, угрозы Крейна и нападение громил на ее контору предвещали худшее. Хватит подставляться. Кейт была не согласна. «Я себе и так устроила неделю вынужденного отпуска, Натан. Оставаясь вне игры, я не решу свои проблемы». Он пообещал ей заставить Максвелла отменить свое решение, когда обстановка будет немного поспокойнее. У него есть средства. «Когда это – поспокойнее? Смеетесь? Когда на меня нападают, я не жду, что это само собой утрясется!» Она хотела присоединиться к нему в Риме. Настаивала: «Если вы меня отстраните, я пропала!» Он назначил ей встречу через три дня, в пятницу, между восемью ноль-ноль и пятью минутами девятого, в кафе «Греко».

Натан натянул новую одежду, вышел на Английский бульвар и поехал в аэропорт купить билет до Рима. Вылет завтра, в одиннадцать часов. Вернувшись, прогулялся по галечному пляжу, думая о Карле. Сумеет ли она вновь освободиться от ярма Коченка? Зависит только от нее. Было бы желание. Натан вдруг осознал, что прошагал уже несколько километров, и снова заинтересовался ближайшим окружением. Было полнолуние, прохладно, на пляже ни души. Над головой искрились украшенные гирляндами пальмы, словно буржуазные дамы на благотворительном вечере. Неприятный запах углекислого газа подсказывал, что автомобильное движение резко усилилось. Какой-то бомж с тележкой из супермаркета окликнул его неподалеку от большого канализационного туннеля, изливающего в море тощую речушку Пайон. Тележка была нагружена пластиковыми мешками, тряпьем и прочим хламом, среди которого были различимы лысая швабра, телевизор без катодной трубки и монтировка, служившая, должно быть, для взломов. Поскольку бродяга тянул к нему руку в драной перчатке без пальцев, Натан предположил, что тот клянчит денег. Попрошайка утер слюнявый рот, не спуская глаз с руки американца, рывшейся в кармане. Натан вытащил купюру и осчастливил бомжа, расплывшегося в улыбке столь же желтой, как и его печень. Но вдруг он уловил сквозь зловоние бродяги какой-то импульс. Тот действовал отнюдь не невинно. Поняв это, Натан резко отстранился и едва избежал пули, ударившей в стену напротив. Не оборачиваясь, нырнул в огромную канализационную трубу и побежал вглубь, вдоль извилистой, осклизлой стенки туннеля, шлепая ногами по горьковато-соленой воде, кишевшей полчищами крыс. Пули со звонким эхом отскакивали от стен. Любая могла задеть. Он был в утробе дьявола. Не собираясь углубляться по этой тошнотворной кишке до самого выхода, он лег и двинулся обратно ползком по черной воде, среди вони и грызунов. Затея рискованная, но ее преимуществом была неожиданность. Один из убийц сам сослепу наткнулся на него. Натан схватил его за икру и резко рванул. Тот рухнул, по пути вкусив удар кулака. Натан забрал у него «беретту». Теперь преимущество было на его стороне, поскольку лунный свет превращал преследователей в четкие силуэты. Мишени упали одна за другой с грохотом, достойным празднования китайского Нового года. Впрочем, сравнение с Азией на этом и кончалось, поскольку все три подонка были свиньями белой породы. Но, в отличие от поросят, брили себе череп и рядились в шмотки Action Man. Скинхеды. Один из них еще трепыхался в воде, как свежевыловленная рыба. Натан подтащил его за ногу к выходу, припер к стене и осмотрел рану. Пуля угодила в пах. Он огляделся. Перестрелка не привлекла ни одного зеваки, а бомж с тележкой куда-то сбежал, не требуя добавки. Американец попытался допросить раненого на всех известных ему языках, но тот оставался нем. Стоило поторопиться. Натан прижал ему руки и ноги камнями, потом вернулся в туннель, поймал жирную крысу, помахал ею перед носом бритоголового, задрал военную куртку, прикрывавшую свастику, наколотую над пупком, и засунул грызуна в штаны цвета хаки. Бритоголовый завопил, брызгая слюной. Что-то невразумительное. «A skin!» – орал он по-английски с сильным славянским акцентом. «A skin!» Лав поймал за хвост юркую тварь, уже прокопавшую нору в трусах скинхеда и принявшуюся за его репродуктивный аппарат, что было неплохо. Он отправил сытое животное обратно в туннель и призвал евнуха высказаться яснее. Но тот только харкал кровью и кириллицей. Его английский словарь, похоже, ограничивался двумя словами: «a skin». То есть скин, скинхед. Напал ли он во имя своего бритоголового племени? И теперь провозглашал свою принадлежность к нему, как исламский террорист выкрикивает имя Аллаха, прежде чем убить?