Филипп Ле Руа - Последний Завет

– Выражайтесь яснее. Я не знаю по имени всех своих служащих. Этот человек работал у нас?

– Именно это я и хочу выяснить.

– Спросите у моего заместителя по кад…

– Мы это уже сделали. Мистер Прескотт, учитывая малое время, которое нам отпущено, я не буду ходить вокруг да около…

– Это вы руководите расследованием? – прервал он ее в свою очередь, бросив взгляд на мужчин, прикрывавших эскимоску с флангов.

– Да. Вы слышали о проекте «Лазарь»?

– Нет.

– Знакомы с докторами Флетчером и Гровеном?

– С кем?

– Состоите в «США-2»?

– Где?

– Принадлежите к секте «ЛАЙФ»?

– Что означают все эти вопросы?

– В местном агентстве по трудоустройству утверждают, что Пат Колдуин послал вам свое заявление в сентябре тысяча девятьсот девяносто шестого года и был вызван на собеседование. Однако в архивах «БП» не осталось ни малейшего упоминания об этом, в то время как ваши конкуренты сохранили все его данные. Двадцать первого октября тысяча девятьсот девяносто шестого года Колдуин попал в руки докторов Флетчера и Гровена, которые ставили на нем опыты в рамках программы по продлению человеческой жизни, окрещенной проектом «Лазарь». Эта программа финансировалась сектой «ЛАЙФ», тесно связанной с «США-2», оккультной организацией, состоящей из влиятельных бизнесменов и политиков. В прошлом декабре проект был внезапно свернут после убийства обоих докторов. По крайней мере, о бойне в Мемориальном госпитале Фэрбэнкса вы слышали?

Выпалив свою тираду, тщательно подготовленную за время сидения в приемной, Кейт перевела дух. Генеральный директор вышел из-за стола и надвинулся на нее всей своей массой, словно желая запугать. Мортенсон и Линч инстинктивно отпрянули.

– Я тоже выскажусь напрямик, мисс Натук.

– Нутак. Агент Кейт Нутак.

– Люди делятся на две категории. На тех, кто следует человеческим законам, и тех, кто подчинен лишь закону Божескому. Удовлетворитесь принадлежностью к первой. Потому что ваша карьера зависит от второй.

– Вы учите меня делать мою работу?

– Просто объясняю, как вам ее сохранить.

– Это все, что вы можете нам сказать?

– Пять минут истекли.

Сначала его мучила жажда. Огромная, назойливая. Необоримая. Натан задремал на мгновение, не переставая шагать. Его тело функционировало само по себе. Окоченевшие пальцы больше не донимали. Он даже не чувствовал ни холода, ни укусов пурги, разогнавшей туман на его пути. Расширенные зрачки вели его сквозь полярную ночь. Казалось, после нападения прошло уже несколько десятков часов, а он не испытывал никакой усталости. Появилось только смутное, но приятное ощущение истомы, некоторого отрыва от действительности. Почти отупения. Короче, все предвестники смерти. Но это не повергло его в панику, наоборот. Впереди, в нескольких метрах, торчал воткнутый в снег «Калашников», который он взял с собой. До него дошло, что он остановился, замерзший, полузанесенный снегом. Как давно он перестал шагать? Превозмогая оцепенение, он с трудом вырвал АК-47 из ледяных ножен и снова двинулся вперед. Воспользовался тем, что больше не чувствует ног, чтобы ускорить темп и наверстать опоздание. Споткнулся, упал, налетел на стоящую торчком льдину, полез через нее ползком, соскользнул, потом выпрямился и с криком побежал, прежде чем упасть снова. Его дух медленно покидал тело.

И в этот миг он увидел, как загорелись его ноги. Он попытался засунуть их в снег, чтобы сбить языки пламени, но вокруг него был только паковый лед, твердый, как асфальт. Он протянул руку к канистре с водой и выплеснул содержимое на свои унты, прежде чем заметил, что это бензин. Вырвавшийся у него при этом крик вышиб его из забытья. Натан не знал, где находится, знал только, что лежит на спине, а до этого в короткой вспышке увидел еще один фрагмент прошлого Шомона. Он протер стекла своих полярных очков и различил вдалеке некий силуэт. В знакомой ему оранжевой парке. Фигурка махала ему электрическим фонарем. Он выронил свой «Калашников» и бросился к итальянке, раскрыв объятия. И заключил в них лишь порыв ветра. Потерял равновесие и тяжело рухнул. «Калашников» по-прежнему торчал перед ним из снега, все там же.

Автомат и не двигался с места.

Натан тоже. Снег засыпал его почти целиком. Хлопья таяли на лице. На какой-то миг его охватило искушение опустить и руки, и веки, остаться под этой пушистой периной, такой белой, такой чистой. Ему было хорошо.

Из-за недостатка воздуха он чуть не задохнулся. Закашлялся, проковырял облепившую его снежную корку и, почерпнув энергию в глубине живота, встал. Нагнулся над автоматом и вытащил его из снега. На сей раз по-настоящему. И опять двинулся вперед, даже не определив, где север, опираясь на ствол, как слепец на белую трость. Его последние шаги по земле напоминали поступь незрячего, дряхлого старика. Ему вдруг захотелось выпустить в это окружавшее его Ничто последний залп, но спусковой крючок замерз. Он позволил себе упасть, откинул капюшон, снял очки, перчатки, достал свою зажигалку «Зиппо», чиркнул, прикрывая огонек окоченевшими ладонями, и прогрел курок, затвор, ствол. Сделал еще одну попытку. «Калашников» содрогнулся в его руках. Несокрушимое оружие. Натан встал и начал поливать очередями небо, бросая последний вызов всевластной природе, обращавшей его в камень. Раскалившийся ствол согрел ему пальцы. Это приятное ощущение длилось всего несколько секунд. Он вставил другой рожок и продолжил пальбу, чтобы подарить себе напоследок еще чуточку тепла. Потом отбросил автомат и двинулся к Мелани, которая шла ему навстречу по кромке смерти.