Люси Доусон: Кто прислал мне письмо?

У меня голова идет кругом. Марк уволился с работы и похитил собственных детей?

– Жюльен, вообще-то изначально он хотел отправиться в Южную Африку. Это Клодин надавила на него, и он изменил место отдыха.

– Да, что было очень умно. Заставить нас вздохнуть с облегчением, что он не везет детей в какое-то полное опасностей путешествие, чтобы мы ничего не заподозрили, когда он вместо этого предложит Дубай. – Жюльен начинает злиться. – Мне кажется, вы не до конца все понимаете. Мы можем никогда больше не увидеть детей.

На заднем плане какой-то женский голос кричит что-то по-французски. Жюльен прикрывает рукой телефон, слышится приглушенный, но оживленный разговор, звуки борьбы, и затем в аппарате раздается голос Клодин.

– Софи? Расскажи мне, что ты знаешь! – задыхаясь, требует она. – Все! Ты сказала, Марк разозлился на тебя в аэропорту? За что? Он раскрыл тебе свой план? Ты пыталась остановить его?

– Конечно, не раскрыл! – Я поражена. – Марк знает, что я никогда не соглашусь на что-либо подобное. Мы не ругались, и не было никакого «плана». Мы ждали, когда нас встретит водитель. У нас номер был забронирован в гостинице!

– Значит, все шло как обычно? Я тебе не верю. Если это правда, то почему ты сказала, что Марк разозлился? Ты говорила, что он оставил свое обручальное кольцо.

Я в замешательстве, и она это чувствует.

– Ты должна мне все рассказать! Прошу тебя! Это очень важно! Это поможет мне найти Изабель и Оливье.

Я закрываю глаза и представляю сверкающих рыбок Изабель в ее спаленке у меня дома. Они свисают с потолка, беззвучно шевелясь в пустой комнате. О Марк… Что же ты наделал? Это же ни в чем не повинные дети!

Клодин права. Я должна ей все рассказать. Я делаю глубокий вдох.

– Нет. Все было не как обычно. Я недавно изменила Марку. Кто-то заснял меня в постели с другим мужчиной, а потом шантажировал фотографиями, чтобы я не вышла замуж. Частью этого плана стало то, что наняли кого-то, чтобы тот вломился в мой дом посреди ночи и физически угрожал мне. Марк прислал мне эти картинки в аэропорту, а потом просто исчез.

– Ты думаешь, именно Марк все это проделал?

– Не знаю, – шепчу я. – У меня нет доказательств, да и зачем ему жениться на мне – чтобы бросить в аэропорту? В этом нет никакого смысла, и к тому же я никогда бы не поверила, что Марк способен сотворить такое с детьми.

Воцаряется тишина. На мгновение я даже сомневаюсь, слушает ли Клодин меня.

– И вот еще что, – продолжаю я. – В субботу вечером Марк был очень возбужден и расстроен. Упомянул о твоих планах выйти замуж за Жюльена, потом сказал, как ему противно видеть его рядом с детьми. Мол, плохо, что ты выбрала не кого-то, а именно Жюльена. Ты уверена, что он это совершил? В том смысле, что забрал детей?

– Нисколько не сомневаюсь. – Голос Клодин дрожит. – По-моему, ты совсем не знаешь Марка!

Три месяца спустя

Я сижу в полном молчании, на столе передо мной – нетронутая чашка кофе, а Клодин изо всех сил пытается сдержать слезы.

– Извини! – порывисто произносит она.

Клодин так сильно похудела, что я едва узнала ее, когда она открыла мне дверь. Волосы у нее зачесаны назад, а на лице – никакой косметики. Она сидит у окна своей просторной и светлой парижской квартиры, и каждую черточку и морщинку ее уставшего лица освещает безжалостное летнее солнце.

– Прошу тебя, не надо извиняться, – тихо говорю я.

Она меня не слышит.

– Вчера исполнилось ровно девяносто дней. Как вообще это возможно? Что он им говорит о том, где я – ведь они станут обо мне расспрашивать. – Ее голос срывается. – Я знаю, что станут, и меня там нет! А я всегда находилась рядом! Когда Изабель была маленькой и пошла в школу, она каждый раз, плача, прижималась ко мне, если я уходила, и ее буквально отрывали от меня. Я чувствовала, как Изабель цеплялась ручонками за мое пальто, но все равно уходила. А потом она каждый день твердила: «Ты всегда приходишь и забираешь меня, мамочка», – словно только это помогало ей держаться. А я… – Клодин замолкает, борясь с новой волной слез. – Я отвечала: «Я всегда прихожу и забираю тебя». – Она закрывает глаза, и лицо ее искажается от боли. – А что она подумает теперь? Это меня просто убивает.

Я привстаю, чтобы обнять ее, но Клодин продолжает говорить, и я смущенно усаживаюсь обратно на место.

– Я знаю, что винить мне нужно только себя. Больше никого. Я постоянно спрашиваю себя: почему же я ему верила? Когда мы с ним формально разошлись, я связала Марка оговоренными законом ограничениями относительно его общения с детьми. В этом мне помог Жюльен. Я этого не отрицаю, но причиной явились мои опасения насчет того, что́ Марк может натворить. В тот период он был очень неуравновешен и злился на меня. Я не хотела, чтобы Марк вывозил детей за пределы Франции. Вскоре он встретил тебя, и, похоже, все начало успокаиваться. – Клодин тянется за носовым платком. – Я переживала, когда он впервые сказал, что хочет, чтобы дети отправились в Англию. Но согласилась на это при условии, что отвезу их туда я, оставлю у себя паспорта детей и побуду в Лондоне, пока они гостят у тебя, а после снова заберу домой. Ты это знала?