Стюарт Коэн - Семнадцать каменных ангелов

– Почему Богусо не захотел сказать об этом с самого начала?

– Выдать Пелегрини – это все равно что подписать себе смертный приговор. Богусо пытался остановить следствие до того момента, когда оно затронуло Пелегрини и начальника его безопасности. Таким образом он мог продлить себе жизнь даже в тюрьме и, возможно, надеялся с помощью Пелегрини устроить себе тихое помилование через несколько лет. А теперь… – Фабиан повел плечами, – а теперь его будущее… далеко не такое блестящее.

Фабиан предварил все дальнейшие вопросы, посмотрев на часы:

– Боже мой! День уже кончается. Афина… – Он наклонился и поцеловал ее, – я заскочу к вам в отель. Комисо, – он отдал ему честь, – увидимся. – Выбираясь из-за стола, он ухмыльнулся. – О счете не беспокойтесь. Я все улажу потом. – С этими словами он синим конфетти на празднике выпорхнул из дверей на улицу.

Афина смотрела ему вслед, допивая последние капли содовой и стараясь скрыть негодование.

– Что вы думаете? – спросила она спокойным голосом.

Фортунато пожал плечами:

– Многое похоже на правду. Или это так, или перед ним великая карьера писателя. – Он замолчал. – Беренски был прав. Он ведь говорил о пропавшем дневнике.

– Но как Фабиан мог заполучить его? И кто ведет параллельное расследование? Федералы? Кроме того, если это правда, то где документы, которые, как он говорит, Тереза Кастекс передала Уотербери? Похоже, их хватит, чтобы отправить в отставку правительство.

– Афина, я даже не хочу задумываться о таких высоких материях. Убил ли Богусо Роберта Уотербери? – Он сглотнул слюну, прежде чем солгать. – По-моему, да. Но что касается жены Пелегрини и этой француженки… я знаю не больше вашего.

Они помолчали. Мысли Афины уносились куда-то за огромное окно кафе.

– Что не дает мне покоя, так это то, что ему все это абсолютно все равно. Для него это просто игра.

Фортунато позволил себе заняться сигаретой, чтобы не отвечать. Он чувствовал, что у нее уже нет прежнего доверия к нему, но сейчас об этом нужно было забыть. За последние два часа все изменилось. Теперь балом правит группа Фабиана. Им нужен человек на вершине пирамиды, и, пока Богусо держится в роли исполнителя, остальные могут спать спокойно. Но Богусо ни за что не продержится до конца. Фортунато щелкнул зажигалкой и пристально посмотрел на язычок пламени. Где-то внутри он осознавал, что это всего лишь дело времени.

Еще минут двадцать они с Афиной обменивались ничего не значащими замечаниями, хотя после ухода Фабиана официант потерял к ним интерес и ни разу не подошел. В конце концов Афина бросила на стол несколько бронзовых монет, и они вышли из кафе.

Фортунато предложил отвезти Афину в отель и по дороге рассеянно слушал ее вопросы. Она интересовалась разными деталями рассказанного Фабианом. Но делала это как бы нехотя, словно и не ждала от него ответов. Он вел машину и думал о том единственном белом пятне в рассказе Фабиана, которое кричаще привлекало к себе его внимание и которое мог заметить только тот, кто был непосредственным свидетелем последних часов жизни Уотербери. Во всем пространном повествовании Фабиана, со всеми ожидаемыми и неожиданными персонажами, не упоминалось одно-единственное имя, то самое имя, которое произнес сам Уотербери за полчаса до смерти, высказывая догадку, что именно он, этот человек, а не Пелегрини мог быть организатором жутких событий той ночи. И Беренски тоже посерьезнел при упоминании этого имени. Еще один североамериканец, за спиной у которого длинная история в Буэнос-Айресе, – Уильям Ренсалер.

Они подъехали к отелю, и Афина, высунув одну ногу из автомобиля, задержалась. Видя, что она уходит, Фортунато ощутил укол сожаления:

– Что вы собираетесь делать?

Она обернулась к нему:

– Думаю попробовать продлить мое пребывание здесь.

Он улыбнулся:

– По крайней мере, будет приятно видеть вас с нами еще немного.

Она не приняла его иронии и вытащила из машины вторую ногу. Комиссар испугался, когда она чуть было не соскользнула на мостовую.

– Знаете, с кем вам нужно поговорить? – бодрым тоном проговорил он. – С Рикардо Беренски. Он самый большой специалист по Пелегрини, и он кое-что знает, что было между Пелегрини и группой «РапидМейл» – «АмиБанк». Может быть, ему что-нибудь известно о пропавших документах Терезы Кастекс.

– У меня есть его номер, – неопределенно ответила она.

Он смотрел, как она идет ко входу в «Шератон», и чувствовал, как его охватывает тот же прилив тоски и одиночества, какой он испытал, когда в морге видел, как от него уходит тело Марселы. В горле застрял комок, и он гнал прочь от себя печаль. Это уже слишком. Слишком много объяснений, которые ничего не объясняли, презрительных взглядов. Слишком много он знает о Роберте Уотербери.