Дж. Конрат - Виски с лимоном

– Есть какие-нибудь соображения, что он имел в виду в той записке, говоря, что оставляет для вас подарок, который глубоко запрятан?

– Нет. Возможно, еще одна жертва? Но нет, он их не прячет, он любит выставлять их напоказ, оставляет в общественных местах. Может быть…

Я вновь прокрутила все это в голове. «Я оставил тебе еще один гостинец, но он глубоко запрятан». А если он намекает, что гостинец там, вместе с телом, глубоко запрятан внутри? Глубоко в теле?

– Что, если он прячет нечто внутри тел?

– Разве при вскрытии это не обнаружилось бы?

– Может, и нет, если глубоко запрятано.

Бейнс снял телефонную трубку и вызвал помощника патологоанатома Фила Блэски. Он попросил его заново проверить нашу первую Джейн Доу на предмет чего-либо, что могло быть спрятано внутри тела.

– Он этим займется, – сказал Бейнс, положил трубку и поскреб усы. – Со мной вчера разговаривали специальные агенты Кореи и Дейли.

Я молчала, ожидая продолжения.

– Они считают, что вы не в полной мере оказываете им сотрудничество.

Я ответила, постаравшись как можно тщательнее подбирать слова:

– Понимаете, фэбээровская система составления портретов способна из Гитлера сотворить иудея.

Бейнс прыснул, что было ему совсем несвойственно.

– Кто спорит, Джек: лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.

– Я постараюсь.

– И еще письма. Я хочу, чтобы провели их анализ.

– Они сейчас в лаборатории.

– Я имею в виду почерковедческий анализ.

– Мы и так убеждены, что почерк сходится.

– Это только часть задачи. Канцелярия мэра направляет нам эксперта-графолога, чтобы тот по почерку составил психологический портрет преступника.

Я опять скорчила кислую мину.

– Еще один профиль? А следующим пунктом мы затребуем консультацию психиатра?

– Уверен, что вы окажете графологу всяческое содействие, лейтенант, – внушительно произнес Бейнс, вкладывая в эти слова весь свой властный авторитет. Потом отпустил меня, и я встала, чтобы идти. – Джек! – окликнул он меня.

– Да, кэп?

– Во внеслужебное время берегите себя тоже. Мало будет от вас проку в расследовании, если будете настолько измочалены, что не сможете видеть картину в правильном свете.

Я вышла раздраженная. Прослужив в полиции больше двадцати лет, я поучаствовала в расследовании изрядного количества преступлений и вкусила свою долю давления со стороны СМИ и разных чиновников. Но необходимость сотрудничать с ФБР, а теперь еще и с каким-то прохиндеем-графологом только неоправданно усугубляла наши трудности.

– Смотри на дело так, – отреагировал Бенедикт, когда я передала ему состоявшийся разговор. – Тебе платят жалованье независимо от того, арестуешь ты преступника или нет.

– Ваше отношение к делу оставляет желать лучшего, детектив.

– Это всего лишь работа, Джек. Не принимай ее близко к сердцу. Эти твой способ зарабатывать деньги, чтобы на них иметь возможность жить своей жизнью. Я не меньше тебя хочу поймать этого гада. Ты же видела, что он сделал с той женщиной. Черт, да погляди, что он сделал с моим ртом! Но когда я выхожу вот за эту дверь, всю работу я оставляю здесь.

– А меня эта самая работа, похоже, преследует, куда бы и ни направлялась.

Харб нахмурился:

– Тебе надо отдохнуть. Возьми отгул. Позвони в службу знакомств, что я тебе говорил, найди себе симпатичного, парня, с кем перепихнуться. Ради Бога, займись чем-нибудь, кроме полицейской службы. Через пятьдесят лет, когда ты помрешь и тебя похоронят, хочешь, чтобы на могильном камне стояла эпитафия: «Она была хорошим копим»?

Я поразмыслила над этим.

– Ладно, – решилась я. – Возьму сегодня полдня отгула. Ты справишься тут на хозяйстве в мое отсутствие?

– Считай, что все тип-топ.

– Тогда до встречи.

– Живи своей жизнью, Джек. Она у тебя только одна. Я кивнула и вышла.

Придя домой, последующие четыре часа я размышляла об этом.

Все дело в тщательной предварительной подготовке.

Если проработаешь досконально каждую деталь, всегда можно выйти сухим из воды. Фокус в том, чтобы оттянуть получение удовольствия до тех пор, пока вся подготовка будет закончена. Вот почему раньше ему случалось попадаться – потому что возбуждение от предстоящего преступления затмевало здравый смысл. Но такого больше не повторится. Теперь он относится к планированию, как к рюмке аперитива перед обедом. Как к любовной игре перед половым актом. Оно превратилось в самостоятельное удовольствие.