Просмотр нового кинофильма начинался в двенадцать ночи; Джонни с Нино приехали в одиннадцать. Рой Макелрой, изысканно одетый, элегантный, оказался человеком, располагающим к себе с первого взгляда. Появление Джонни Фонтейна он, судя по его приветственному возгласу, воспринял как приятную неожиданность.
― Вот это да ― ты-то что здесь делаешь? ― проговорил он с неподдельным изумлением.
Джонни поздоровался с ним за руку.
― Показываю местные достопримечательности приезжему родственнику. Знакомься ― Нино.
Макелрой пожал Нино руку и окинул его оценивающим взглядом.
― Живьем съедят, ― заключил он, обращаясь к Джонни. И повел их на внутренний дворик вглубь дома.
Внутренний дворик представлял собою, по сути, ряд просторных комнат, выходящих стеклянными распахнутыми дверями в сад с бассейном. Здесь в беспорядочном движении толклись гости, человек сто, каждый со стаканом в руке. В искусно расположенном освещении скрадывалось увяданье женских лиц, женской кожи. То были женщины, которых Нино подростком столько раз наблюдал на экране из темноты кинозала. Они являлись ему в эротических видениях его юности. Однако сейчас, наяву, они предстали перед ним точно в каком-то кошмарном гриме. Ничто не могло скрыть от глаз усталость их духа и плоти, время вытравило из них божественность. Они стояли и двигались с той же памятной ему грацией, но больше всего напоминали восковые фрукты: они не возбуждали аппетита. Нино взял два стакана и отдрейфовал к столу, где в шеренги выстроились бутылки. Джонни последовал за ним. Они пили вдвоем, покуда за спиной у них не послышался магический голос Дины Данн.
В душе у Нино, как у миллионов других мужчин, этот голос запечатлелся неизгладимо. Дине Данн приз Киноакадемии присуждали дважды; из всех, кого когда-либо сделал Голливуд, она приносила в свое время самые баснословные барыши. Женственное кошачье обаяние, источаемое ею с экрана, неотразимо покоряло мужчин. Только слова, которые она сейчас произносила, никогда не звучали с серебристого экрана:
― Джонни, такой-сякой, мне из-за тебя пришлось опять тащиться к психоаналитику ― разок попользовался мною, и баста! Ты почему не явился за добавкой?
Джонни поцеловал ее в подставленную щеку.
― Ты меня вывела из строя на целый месяц, ― отвечал он. ― Зато хочу тебя познакомить с моим итальянским сородичем. Нино ― отличный молодой человек, кровь с молоком. Вот ему, может быть, по силам с тобой тягаться.
Дина Данн повернула голову к Нино и хладнокровно смерила его взглядом:
― Он что, любитель закрытых просмотров?
Джонни усмехнулся:
― Боюсь, у него еще не было случая составить мнение. Взяла бы да и просветила мальчика.
Наедине с Диной Данн Нино должен был прежде всего выпить. Он старался держаться как ни в чем не бывало, но это давалось с трудом. У Дины Данн был вздернутый носик, точеное личико ― классический образец англосаксонских представлений об идеале женской красоты. И он так хорошо знал ее. Он видел, как она рыдает у себя в спальне, сраженная известием, что ее муж, летчик, разбился, оставив ее одну с малыми детьми. Видел ее разгневанной, горько обиженной, уязвленной и все же исполненной великолепного достоинства, когда подлец Кларк Гейбл обманул ее и бросил ради развратной соблазнительницы. (Дина Данн никогда не играла в кино развратных соблазнительниц.) Он видел ее в упоенье разделенной любви, видел, как она трепещет в объятьях возлюбленного, минимум раз пять наблюдал, как она картинно испускает последний вздох. Он видел и слышал ее, он о ней мечтал и все-таки оказался не готов к тому, с чего она начала разговор, когда они остались одни.
― Джонни ― из тех немногих мужчин в этом городишке, кто достоин так называться, ― сказала она. ― Все прочие либо педы, либо дебилы, у них, когда они с бабой, не будет стоять, хоть ты им самосвал шпанских мушек опрокинь в штаны. ― Она взяла Нино за руку и повела в угол комнаты, подальше от сутолоки и от возможных соперниц.
Здесь, в той же очаровательно хладнокровной манере, актриса принялась расспрашивать его о нем самом. Он видел ее насквозь. Видел, что она играет роль богатой светской дамы, которая милостиво удостаивает вниманием собственного шофера или конюха, ― в кино такая героиня либо отвергнет его неуклюжие притязания (в случае, если ее партнер ― Спенсер Трейси), либо (и тут в роли партнера будет сниматься Кларк Гейбл), напротив, в пылу безумной страсти пожертвует всем ради него. Но это не имело значения. Он незаметно для себя разговорился ― о том, как рос вместе с Джонни в Нью-Йорке, как с ним вдвоем начинал петь для публики с эстрады маленьких клубов. Он обнаружил, что его замечательно слушают ― участливо, с живым интересом. Один раз она, будто бы невзначай, спросила:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу