Питер Джеймс - Пророчество

Они разжали объятия и еще раз посмотрели друг на друга. Оливер обхватил руками ее лицо, легонько поцеловал в глаза, затем заглянул в них с надеждой и нежностью.

– Пойдем, – произнес он.

Среди ночи Фрэнни внезапно проснулась от резкого звука. Это было похоже на щелчок выключателя или стук задвигаемого ящика шкафа. Фрэнни села, спросонья не понимая, где она. Потом перевела дыхание и снова откинулась на подушку, стараясь не разбудить Оливера, крепко спавшего рядом с ней. Позади него догорала свеча. Тишину ночи прорезало уханье совы, доносившееся снаружи.

Фрэнни не могла заснуть; что-то мешало ей. Крик совы раздался снова: далекий, одинокий зов, словно сигнал, посылаемый в пространство, на который нет ответа. Пламя свечи задрожало, по стенам заметались тени. Фрэнни медленно обвела взглядом комнату: темный полог огромной четырехспальной кровати, толстые ковры на полу, стены, прихотливо расписанные херувимами и женщинами во вкусе Рубенса.

Рука Оливера под тонкой простыней легла ей на живот. Он повернулся, и его подбородок, обросший колючей щетиной, уткнулся ей в плечо. Фрэнни улыбнулась, вспомнив наслаждение, испытанное в последние часы, и ее страх отступил. Она чувствовала себя пустой, как скорлупа ореха, и в то же время восхитительно переполненной, словно живое воплощение принципа равновесия. Они занимались любовью почти всю ночь напролет, прерываясь лишь, чтобы в изнеможении ненадолго уснуть, а потом начать все сначала. Фрэнни почувствовала, как Оливер потерся носом о ее щеку, медленно провел пальцами по ее телу.

Она поцеловала его в ответ: их губы слипались, кожа была влажной от пота. Он целовал ее шею, потом грудь, плечи. Легонько провел пальцем между ключиц, а затем молча посмотрел на нее с восхищением. И вот она уже снова хотела его, как будто ночь только начиналась. Фрэнни притянула Оливера к себе, обвив его руками, ее тело напряглось, отзываясь на ответные ласки и страстные поцелуи, желание переполняло ее так, что она едва удерживалась, чтобы не закричать; наконец она крепко прижала его к себе, охватив его голову руками, и застонала от невероятного наслаждения, граничащего с болью, повторяя имя Оливера снова и снова с таким неистовством, как будто от этого зависела судьба всего мира.

Потом они лежали тяжело дыша; она вдыхала аромат секса и чувствовала на губах соленый вкус его тела. Оливер уткнулся лицом ей в грудь, она перебирала пальцами пряди его волос.

На макушке Оливера она заметила маленькую проплешину, участок белой кожи. От этого он казался таким уязвимым, словно она смотрела на его череп. Фрэнни содрогнулась, но продолжала смотреть, зачарованная. Она знала, что кожа человека постоянно обновляется, каждую неделю нарастает новый слой. Ежедневно набирается столько кусочков отмершей белой кожи, что ими можно наполнить суповую тарелку. Интересно, сколько кожи ушло на книгу, вдруг подумала она.

Фрэнни поцеловала Оливера в голову, испугавшись собственных мыслей, и на мгновение зарылась лицом в его волосы.

Он повернулся к ней и, став на мгновение серьезным, встревоженно посмотрел ей в глаза.

– Что такое? – спросила она.

Сначала Оливер не ответил. Немного погодя его рука сжала ее плечо.

– Сколько языков ты знаешь?

Фрэнни, несколько удивленная, ответила:

– Английский. Немного французский. Итальянский. И понимаю латынь, – прибавила она. – А что?

– Ты не говоришь по-арабски? Или на каком-нибудь мертвом языке, кроме латыни?

Фрэнни улыбнулась:

– Нет. Тебе нужно что-то перевести?

Он промолчал.

– Я очень удивилась, услышав, как Эдвард говорит на латыни, – произнесла она.

Оливер, казалось, весь сжался.

– Он говорил с тобой на латыни?

Фрэнни внезапно стало зябко, несмотря на то, что она была укрыта простыней, и она прижалась к Оливеру.

– У него невероятные познания в ботанике. Он, по-моему, знает все латинские названия растений.

– Растений? – тихо переспросил Оливер.

Фрэнни откинула волосы с его лба и пригладила их.

– Блестящий сын блестящего папы.

Он снова промолчал. И они уснули.

Комната была наполнена солнечным светом, когда Фрэнни разбудил звон часов. Она с трудом разлепила тяжелые веки и заморгала. Оливер сидел на краю кровати в пестром шерстяном халате, улыбаясь ей. На его бледном от усталости лице особенно выделялась темная щетина, а растрепанные волосы, в беспорядке спадающие на лоб, придавали ему несколько свирепый вид, который она нашла привлекательным. Дыхание пахло мятой, как будто он только что почистил зубы.