Питер Джеймс - Пророчество

Она захлопнула за собой входную дверь и направилась к озеру. Утро было прекрасное, и Фрэнни остановилась на изящном каменном мостике, соединяющем берега озера в самом узком месте.

Положив руки на каменные перила, она впервые заметила, что они как-то постарели; хотя пальцы были все еще тонкие и изящные, кожа стала сухой и огрубела; возможно, это от раскопок, подумала Фрэнни. Она вдохнула запах Оливера, источаемый всем ее телом, и ей захотелось, чтобы он сейчас оказался рядом.

Фрэнни понимала, что должна ликовать от счастья, но что-то не позволяло ей наслаждаться жизнью в полной мере. Невысказанное сомнение, словно заноза, сидевшая в мозгу. К ней вернулось ощущение, что происходит что-то не то. Ржавая мина сорвалась с якоря и, невидимая, дрейфует под водой. Она только и ждет соприкосновения.

Фрэнни одернула себя: детские страхи.

Ощущение усилилось, когда она направилась обратно к дому. Фрэнни пошла другой дорогой и через несколько минут уже заблудилась в лесу. Потом она вышла на тропинку, ведущую вдоль незнакомого кукурузного поля, в центре которого возвышался столб, и решила, что слишком забрала на восток.

Она прошла в нужном направлении и через четверть часа оказалась в уже знакомых местах. Фрэнни узнала развалившийся каменный памятник, мимо которого она проходила с Эдвардом, и огромные буковые деревья вдали.

Вступив под их тяжелые кроны, она заметила впереди что-то странное. Сначала ей показалось, что это сломанная ветка, но, подойдя поближе, Фрэнни разглядела какое-то животное. Оно выглядело как лисица, попавшая в западню, подумала она, и в желудке у нее забурлило. Животное не двигалось, будучи подвешено за шею к ветке дерева.

Фрэнни зажала рот рукой, сдерживая крик, и в ужасе остановилась как вкопанная. Она слышала свое тяжелое дыхание и чувствовала тупую боль в желудке.

Темно-коричневый глаз уставился на нее, блестя на солнце, как мрамор.

Фрэнни попятилась и споткнулась о камень. Невидящий, немигающий взор не отпускал ее. Открытый рот обнажил десны, еще вчера влажные от слюны, а сегодня высохшие, как старый резиновый шланг. Лапы Капитана Кирка были неуклюже вывернуты; казалось, он просто спит на кухонном полу, а не висит в тонкой проволочной петле.

Сердце колотилось от страха, но Фрэнни взяла себя в руки и медленно подошла к собаке, чтобы убедиться, что ей уже ничем нельзя помочь. Одного короткого прикосновения было достаточно. Кожа под шелковой шерстью сверкала мертвой фарфоровой белизной.

Она примчалась к дому, поднялась наверх и направилась в комнату Оливера. Дверь была открыта, внутри – пусто. Фрэнни услышала шум льющейся воды в ванной по другую сторону лестничной площадки и постучала.

Оливер, обернув полотенце вокруг пояса, отворил дверь с теплой улыбкой, которая исчезла, едва он увидел выражение лица Фрэнни.

– Я не знаю, видел ли Эдвард, – говорила она, пока Оливер в спешке одевался. – Он плакал утром, но я не уверена, что из-за того, что скоро в школу.

– Цыгане, – со злостью произнес он, не слушая ее, завязывая шнурки на своих парусиновых туфлях. – У нас были неприятности с цыганами, которые недавно останавливались табором неподалеку. Капитан Кирк укусил одного из них.

Они тихонько вышли из дома, надеясь, что Эдвард не услышит их, держа в руках мешок и клещи. Они перерезали проволоку и сняли собаку. Фрэнни предложила вызвать полицию, но Оливер не поддержал идею. Вместо этого он положил мешок с телом в багажник и отвез его своему егерю, чтобы тот похоронил спаниеля.

Фрэнни вернулась домой и залезла в горячую ванну. Она долго лежала в воде, уставшая и измученная, пытаясь собраться с мыслями. Пытаясь забыть, но безуспешно, вчерашнее столкновение Эдварда и Капитана Кирка и отделаться от мысли, что, возможно, собаку убили совсем не цыгане.

Потом она вспомнила, с какой нежностью он обнимал спаниеля тогда, на кухне, и, совершенно запутавшись, наконец сдалась.

Через час, когда Фрэнни вошла в кухню, ее встретил аромат свежесваренного кофе и яичницы, непонятно почему придавший ей уверенность в себе и чувство, что все в порядке. Потом она поняла, что это напомнило ей один из самых знакомых запахов – запах родительского кафе.

Оливер, в кухонном переднике поверх джинсовой рубашки, обкладывал курицу, лежащую на противне, дольками чеснока. Эдвард стоял на коленях возле сооруженного им из конструктора «Лего» загончика, внутри которого ползал жук. На столе, посреди наваленных воскресных газет, кукурузных хлопьев и джема, она заметила свободное место, которое, как поняла Фрэнни, оставили для нее.